Мэри услышала скрип стула, незнакомец поднялся на ноги, но в тот же миг кто-то грохнул кулаком по столу и выругался. Тут ее дядя в первый раз повысил голос.

— Не так быстро, мой друг, — сказал он, — не стоит спешить. Ты увяз в этом деле по самую шею, и черт побери твою проклятую совесть! Говорю тебе, теперь нет пути назад, слишком поздно; слишком поздно для тебя и для всех нас. Я сомневался в тебе с самого начала, меня смущали твои джентльменские замашки и чистые манжеты, и ей-богу, я оказался прав. Гарри, запри дверь на засов и заложи доской.

Внезапно вспыхнула драка. Мэри услышала крик и звук падающего тела, и в то же самое время стол рухнул на пол, а дверь во двор захлопнулась. Разносчик еще раз засмеялся, гнусно и непотребно, и стал насвистывать одну из своих песен.

— Может, пощекочем его, как дурачка Сэма, — предложил он, прервавшись на середине. — Полагаю, он окажется совсем крошкой без своей изящной одежки. Мне бы очень сгодились его часы с цепочкой: у бедняков с большой дороги вроде меня нет денег на то, чтобы покупать часы. Пощекочи его кнутом, Джосс, и посмотрим, какого цвета у него кожа.

— Заткни пасть, Гарри, и делай что велят, — ответил трактирщик. — Стой где стоишь, у двери, и проколи его ножом, если он попытается пройти мимо. А теперь послушай-ка, мистер служитель правосудия, или кто ты там есть в городе Труро: ты сегодня одурачил сам себя, но тебе не удастся одурачить меня. Тебе хотелось бы выйти за дверь, правда? И сесть на коня, и удрать в Бодмин? Да, а к девяти утра ты приведешь всех местных представителей закона в трактир «Ямайка» и полк солдат впридачу. Небось считаешь, что ты здорово придумал, да?

Мэри слышала тяжелое дыхание незнакомца, и должно быть, его как следует помяли в драке, потому что, когда он заговорил в ответ, голос его звучал прерывисто и сдавленно, как от боли:

— Делайте свое адское дело, если хотите. Я не могу вас остановить и даю вам слово, что не донесу на вас. Но присоединяться к вам я тоже не стану, и это мое последнее слово вам обоим.

Наступило молчание, а затем Джосс Мерлин заговорил снова.

— Берегись, — мягко сказал он. — Я слышал, как однажды другой человек сказал это, и через пять минут он уже болтал ногами в воздухе. Подвешенный на конце веревки, мой друг, и его большой палец не доставал до пола на полдюйма. Я еще поинтересовался, как ему нравится быть так близко к земле, но он не ответил. Веревка выдавила бедняге язык изо рта, и он перекусил его ровно пополам. Потом говорили, что он умирал почти восемь минут.

Стоявшая в коридоре Мэри почувствовала, как ее лоб и шея стали липкими от пота, а руки и ноги внезапно как будто налились свинцом. Маленькие черные точки запрыгали у нее перед глазами, и с нарастающим чувством ужаса девушка поняла, что, возможно, сейчас упадет в обморок.

В голове у нее билась только одна мысль: нащупать дорогу назад, в пустынную прихожую и добраться до тени часов: что бы ни случилось, она не должна упасть здесь и быть обнаружена. Мэри попятилась прочь от лунной дорожки и ощупью двинулась вдоль стены. У нее дрожали колени, и она знала, что в любой момент они могут подогнуться. Внутри нее уже поднялась волна тошноты, и голова кружилась.

Голос дяди донесся издалека, как будто он говорил, закрыв руками рот.

— Оставь меня с ним наедине, Гарри, — сказал он. — Сегодня в «Ямайке» тебе больше делать нечего.