Мэри казалось, что разгадка уже близка, и она снова двинулась в путь, ускорив шаг.
Теперь земля под ногами у девушки была сырая, потому что здесь утренний иней растаял и превратился в воду, и вся низменная равнина перед ней оказалась мягкой и желтой от зимних дождей. Холодная липкая сырость настойчиво проникала в ее туфли, и подол юбки был заляпан болотной жижей и местами порван. Подняв юбку повыше и подвязав её лентой от волос, Мэри снова бросилась в погоню за дядей, но тот уже прошел худший участок низины с невероятной быстротой, порожденной долгой привычкой, и она едва могла разглядеть его фигуру посреди черного вереска и огромных валунов у подножья Бурого Вилли. Затем трактирщик скрылся за выступом гранитной скалы, и больше она его не видела.
Было невозможно обнаружить тропинку, по которой дядя перешел болото; он исчез в мгновение ока, и Мэри следовала за ним из последних сил, путаясь на каждом шагу. Дура она, что ввязалась в это. Девушка всё понимала, но некое глупое упрямство заставляло ее двигаться дальше. Мэри понятия не имела, где находится тропинка, которая перевела ее дядю посуху через болото, но у нее хватило ума дать большой круг, чтобы избежать предательской почвы, и, проделав две мили в другом направлении, девушка смогла относительно спокойно миновать болото. Теперь она безнадежно отстала, и нечего было даже надеяться снова найти дядю.
Тем не менее Мэри стала взбираться на Бурого Вилли, поскальзываясь и спотыкаясь на камнях, покрытых мокрым мхом, карабкаясь на высокие зубчатые гранитные скалы, которые возникали за каждым поворотом; то и дело горные бараны, испуганные производимым ею шумом, выскакивали из-за валунов и били копытами, уставясь на незнакомку. С запада набегали облака, отбрасывая переменчивые тени на равнину внизу, и солнце уходило за них.
На холмах было очень тихо. Однажды ворон поднялся у ее ног и каркнул; он улетел, хлопая огромными черными крыльями, и с грубыми протестующими криками спикировал вниз, на землю.
Когда Мэри достигла вершины холма, вечерние облака сгрудились у нее над головой, и мир стал серым. Отдаленный горизонт терялся в сгущающихся сумерках, и легкий белый туман поднимался с пустошей внизу. Карабкаясь на вершину по самому крутому и труднодоступному склону, она потеряла больше часа, и скоро ее застигнет тьма. Ее эскапада ни к чему не привела, ибо нигде, насколько хватало глаз, не было видно ни одного живого существа.
Джосс Мерлин давно исчез; возможно, он вовсе и не взбирался на вершину, а обошел ее у подножья, по сухому вереску и мелким камням, а затем один, никем не замеченный продолжил свой путь на запад или на восток — туда, куда ему было нужно, и складки дальних холмов поглотили его.
Теперь Мэри уж точно его не найти. Лучше всего было бы спуститься с вершины кратчайшим путем и как можно быстрее, иначе ей предстоит провести на пустоши зимнюю ночь, с черным вереском вместо подушки, под кровом нависших хмурых гранитных скал. Теперь девушка понимала, какого она дурака сваляла, забравшись так далеко декабрьским днем, потому что по опыту знала: на Бодминской пустоши не бывает долгих сумерек. Темнота наступала быстро и внезапно, без предупреждения, и солнце гасло сразу. Туманы тоже были опасны: они облаком поднимались с сырой земли и смыкались над болотами, как белая преграда.
Обескураженная и подавленная, утратив весь былой энтузиазм, Мэри с трудом спустилась по крутому склону холма, одним глазом поглядывая на болота внизу, а другим следя за темнотой, которая грозила вот-вот поглотить ее. Прямо под нею блестел пруд или родник; говорили, что это исток реки Фоуи, которая бежала прямо к морю, и это-то и было самым опасным: земля вокруг болотистая и предательская, а сам водоем — неведомой глубины.
Мэри взяла влево, чтобы обойти это гиблое место, но к тому времени, как она спустилась вниз в долину, благополучно покинув Бурого Вилли, который теперь в одиноком великолепии вздымал свою мощную главу позади нее, туман и темнота воцарились на пустошах, и теперь Мэри полностью перестала ориентироваться. |