Некоторое время незнакомец рассматривал ее, а затем соскочил с седла на землю.

— Вы устали, — сказал он. — Вам больше и шагу не сделать. А главное — я вам не позволю. Мы недалеко от деревни, и вы туда поедете верхом. Дайте-ка мне вашу ножку, и я помогу вам сесть.

Через минуту Мэри была в седле, а всадник стоял внизу, держа уздечку.

— Так лучше, правда? — спросил он. — Вы, должно быть, проделали долгий и неприятный путь по пустошам. Ваши туфли промокли насквозь, и подол платья тоже. Вы отправитесь ко мне, обсушитесь, немного отдохнете, поужинаете, а потом я сам отвезу вас в трактир «Ямайка».

Незнакомец говорил очень заботливо, но при этом спокойно и властно, так что Мэри вздохнула с облегчением, отбросив на время все тревоги и с удовольствием доверившись ему. Он собрал поводья так, чтобы девушке было удобно, и тут она увидела его глаза, смотревшие на нее из-под полей шляпы. Это были странные глаза: прозрачные, как стекло, и так бледно окрашенные, что казались почти белыми; Мэри никогда прежде не встречалась с такой игрой природы. Эти странные глаза пристально смотрели на нее и проникали вглубь, как будто самые мысли ее невозможно было спрятать, и Мэри почувствовала, что слабеет перед ними и сдается; и ей стало все равно. Волосы, спрятанные под черной широкополой шляпой, тоже были совсем белые, и Мэри в некотором недоумении уставилась на незнакомца, ибо на лице его не было морщин, и голос тоже не казался голосом пожилого человека.

Затем, несколько смутившись, девушка поняла, в чем дело, и отвела глаза. Перед ней был альбинос.

Незнакомец снял шляпу и обнажил перед нею голову.

— Пожалуй, мне лучше представиться, — сказал он с улыбкой. — Сколь ни странны обстоятельства нашего знакомства, следует соблюдать правила. Меня зовут Фрэнсис Дейви, и я викарий из Олтернана.

Глава седьмая

Дом викария оказался на редкость мирным, и еще было в нем что-то странное, но Мэри не могла выразить эту странность словами. Он был похож на дом из старой сказки, обнаруженный ее героем однажды летним вечером; вокруг него должен стеной расти терновник, сквозь который герой ножом прокладывает себе дорогу и попадает в целое море невиданных цветов, которых не касалась человеческая рука. Гигантские папоротники должны были бы толпиться здесь под окнами, и еще — белые лилии на высоких стеблях. В сказке по стенам должен был виться плющ, преграждая вход, и сам дом должен был спать тысячу лет.

Мэри улыбнулась своей фантазии и еще раз протянула руки к очагу. Тишина была ей приятна: она смягчала усталость и прогоняла страх. Это был другой мир. В трактире «Ямайка» тишина казалась давящей и чреватой злобой; комнаты, которыми не пользовались, пахли запустением. Здесь было по-другому. Комната, в которой она сидела, обладала спокойной безликостью гостиной, в которой бывают по вечерам. Мебель, стол в центре, картины на стенах были похожи на спящие вещи, на которые случайно наткнулись в полночь. Когда-то здесь жили люди — счастливые, мирные люди: старые приходские священники со старинными книгами под мышкой; а там, у окна, седая женщина в синем платье, ссутулившись, вдевала нитку в иголку. Все это было очень давно. Теперь все эти люди покоятся на кладбище за церковной оградой, и их имена невозможно разобрать на изъеденном лишайником камне. Когда они ушли, дом погрузился в себя и затих, и человек, который жил здесь теперь, постарался, чтобы личные особенности тех, кто ушел, остались неизменными.

Мэри наблюдала, как хозяин накрывает стол для ужина, и думала, как мудро он позволил себе погрузиться в атмосферу дома; другой человек, возможно, стал бы болтать или стучать чашками, пытаясь развеять напряженную тишину.