Мэри клевала носом, ее глаза сами собой закрывались, и в этом смутном, тяжелом состоянии между сном и бодрствованием она услышала, как тетя тихонько поднялась со стула и убрала свою работу в шкаф рядом с кухонной полкой. Сквозь сон девушка слышала, как тетя прошептала ей на ухо:
— Я иду спать. Твой дядя теперь не проснется; он, должно быть, улегся до утра. Я не буду его беспокоить.
Мэри что-то пробормотала в ответ и в полузабытьи услышала тихий звук шагов в коридоре и скрип ступенек.
На верхней площадке тихо закрылась дверь. Мэри чувствовала, как к ней подкрадывается тяжелый сон, и голова девушки опустилась на руки. Медленное тиканье часов отдавалось в ее сознании тяжелыми шагами по большой дороге… раз… два… раз… два… они следовали один за другим; она была на пустоши у быстрого ручья, и бремя, которое она несла, было тяжким, слишком тяжким, невыносимым. Если бы она могла хоть ненадолго отложить свою ношу в сторону и отдохнуть на берегу, и поспать…
Но было холодно, слишком холодно. Нога насквозь промокла от воды. Надо подняться повыше, подальше от берега… Огонь погас; огня больше нет… Мэри открыла глаза и увидела, что лежит на полу, рядом с белым пеплом очага. В кухне было очень холодно, и свет был тусклый. Свеча почти догорела. Девушка зевнула, вздрогнула и размяла онемевшие руки. Когда она подняла глаза, то увидела, как открывается дверь кухни — очень медленно, мало-помалу, дюйм за дюймом.
Мэри сидела без движения, опираясь руками на холодный пол. Она ждала, но ничего не случилось. Дверь снова двинулась и затем резко распахнулась, ударившись о стену. Джосс Мерлин стоял на пороге кухни, с протянутыми руками, качаясь на нетвердых ногах.
Сперва Мэри показалось, что он ее не заметил; его глаза остановились на противоположной стене, и он стоял неподвижно, не пытаясь войти в кухню. Она пригнулась как можно ниже, так что голова ее оказалась ниже уровня стола, и ничего не слышала, кроме ровного биения своего сердца. Дядя медленно повернулся к девушке и молча уставился на нее. Когда он наконец заговорил, голос его прозвучал сдавленно и хрипло, чуть громче шепота.
— Кто здесь? — спросил трактирщик. — Что ты здесь делаешь? Почему ты молчишь?
Его лицо было серого цвета и напоминало маску. Его налитые кровью глаза неотрывно следили за племянницей, не узнавая. Мэри не двигалась.
— Убери нож, — прошептал он. — Убери нож, говорю тебе.
Девушка протянула руку над полом и кончиками пальцев дотронулась до ножки стула. Она не могла схватиться за нее, не подвинувшись. Ей просто было не достать. Мэри ждала, затаив дыхание. Трактирщик шагнул в кухню, нагнув голову, обеими руками ощупывая воздух, и медленно двинулся в ее сторону.
Мэри следила за его руками, пока они не оказались на расстоянии ярда от нее и она не ощутила на своей щеке его дыхание.
— Дядя Джосс, — сказала она мягко. — Дядя Джосс…
Трактирщик нагнулся, уставясь на племянницу, затем наклонился вперед и потрогал ее волосы и губы.
— Мэри, — произнес он. — Это ты, Мэри? Почему ты молчишь? Куда они ушли? Ты их видела?
— Ты ошибся, дядя Джосс, — ответила она. — Здесь никого нет, кроме меня. Тетя Пейшенс наверху. Ты болен? Могу я тебе помочь?
Дядя в полумраке огляделся, всматриваясь в углы комнаты.
— Им меня не запугать, — прошептал он. — Мертвые не причиняют вреда живым. Их задули, как свечу… Вот и все, правда, Мэри?
Девушка кивнула, глядя ему в глаза. Джосс Мерлин дотащился до стула и сел, вытянув руки на столе. Он тяжело вздохнул и провел языком по губам.
— Это сны, — сказал он. — Это всё сны. Лица стоят передо мной в темноте, как живые, я просыпаюсь, и пот льется у меня по спине. |