– Так и сказал?

Выборный немного помешкал.

– Больше того. «Со мной, – говорит, – пойдут пятеро, и Чакона среди них не будет».

– Да он же меня не знает!

– Знает.

– Гад какой-нибудь наклепал…

– Нет, с ним никто о тебе не говорил.

– Перепугались они там, и все.

Выборный отер пот.

– Эктор, Бустильос говорит, чтобы мы на такое не шли. Он много лет выборным был. и законы знает. Куда нам, Эктор.

Он отвернулся, а Скотокрад подмигнул Чакону.

– Не убивай его, – молил Роблес. – Не бери греха на душу!

– Зачем же я готовился? Я что, кукла?

– Не убивай, Эктор.

– Это не убийство, это казнь.

– Ты один не справишься.

– Справлюсь, – ответил Чакон с небывалой твердостью.

– Ты вооружен?

– Обыщи!

Колокол ударил в третий раз.

– Пошли, – сказал Скотокрад. – Опоздаем.

Они вскочили в седло. Площадь кишела всадниками. Люди из квартала Раби и люди из квартала Тамбос ждали под своими знаменами. Ждали женщины во главе с Сульписией: замужние – под алым знаменем, девицы – под желтым, вдовы – под черным.

Увидев Чакона, Сульписия подошла к Победителю. Как и все в Янакоче, конюшие знали, на каком он сейчас подъеме, и выбрали для него лучшего коня.

– Дай тебе господь! – сказала она. – Помоги тебе Христос! Пускай сам Спаситель направит твою руку!

Чакон был мрачен.

– Знаешь, что инспектор запретил народу туда идти?

Сульписия сразу стала старой.

– Кто тебе сказал?

– Вот он.

– Да, – виновато сказал выборный, – пойдет одно начальство. – По глазам его было видно, что он и боится, и кается.

– Земля не ихняя, – сказала Сульписия. – Земля наша общая, и мы все пойдем. Судье надо, чтобы народу было поменьше – легче обидеть.

Она повернулась к Эктору, словно Роблеса тут и не было:

– Что будем делать, Эктор?

– Пойдем, мать. Начальство пойдет с инспектором, а вы – с нами.

– Берите пращи и дубинки, – посоветовал Скотокрад.

– Конокрад и Скотокрад пойдут со мной. Ты, Сульписия, веди общину. Выйдете не сразу, догоните нас в Парнапачае. Я поеду вперед, а там обернусь к вам и дам знак. Если подниму руку и помахаю платком, спешите ко мне.

Они двинулись в путь. Ненужные рожки и барабаны молчали до самого поместья. Подождав, пока народ обогнет излучину дороги, они направились туда, где отоспавшийся инспектор грелся во дворе на солнышке.

– Добрый вам день, сеньор инспектор, – сказал Роблес. – Как спалось?

– Очень хорошо! – отвечал инспектор Галарса, лицо у которого было необычного цвета.

– Завтраком довольны?

Мелесьо де ла Вега подвел к нему великолепного гнедого под затейливым местным седлом.

– Прекрасный конь! – похвалил инспектор и обернулся к Роблесу: – Я тебе говорил – или народ пойдет, или я.

– Почему, сеньор инспектор? – так почтительно спросил Чакон, что Галарсе пришлось ответить.

– По опыту знаю. Не первый год езжу на эти разбирательства. Когда народу много, ничего решить нельзя.

– Однако, – ласково продолжал Чакон, – земля принадлежит всем.

Они миновали последние дома; Вершины эвкалиптов тронуло серебро рассвета.