В реве капрала слышался страх. Капрал знал упрямство индейцев и за двадцать лет службы в горах убедился в том, что их общины доводят дело до конца. От усталости ли, от горя или. от какой-то тупости крестьяне клали и клали овец, не понимая, что, упади некрепкое здание, их же первых и раздавит. Префектура в Серро-де-Паско стоит на углу. Справа от нее – магазинчик под названием «Горянка», слева – тупичок, именуемый переулком Свободы (в каждом городе Перу есть улицы Свободы, Единства, Справедливости и Прогресса). Префектура явно клонилась вправо под напором шерстяных валов. Уже нельзя было отличить живых овец от мертвых. Овцы, как ни странно, жуют чуть ли не после смерти. И сейчас – то ли их прогулка оживила, то ли захотелось себя показать, но они жевали, продолжая свое ненужное дело.

Дон Альфонсо Ривера посмотрел на кровавую шерстяную пирамиду…

– Пошли отсюда! – сказал он. – А то у них дом обвалится, и с нас возьмут штраф.

– Да, пошли, – согласился обрызганный кровью Фортунато. Они направились к шоссе. У церкви их нагнала полицейская машина, и взбешенный лейтенант заорал из Окошка:

– Это вы навалили овец у префектуры?

По его резкому тону было ясно, что он не здешний и презренье к индейцам у него в крови.

– Мы, сеньор.

– Кто тут Фортунато?

– Я, сеньор.

– Садись в машину! Префект хочет тебя видеть.

Фортунато влез в пикап и, опускаясь на пол, где тряслись от холода три жандарма, победно усмехнулся. Префект за ним послал. Наконец они и пожалуются. Машина рванула, а над толпой еще витала улыбка Фортунато. Ведь он оказался прав! Пикап исчез в грязных переулках. Остановился он у префектуры. Лейтенант выпрыгнул из кабины.

– За мной! – крикнул он, не обернувшись, и запрыгал через ступеньки, цепляясь за перила, так как лестница сильно покосилась. Фортунато почтительно шел за ним. Приемная была заплеванная, а стояли в ней диванчики в стиле Людовика XVI и шесть шатких соломенных стульев. Президент Республики Мануэль Прадо улыбался со стены над тройной шеренгой орденов.

– Вот он, – сказал офицер какому-то раскосому, жирному, но долговязому типу.

– Ты Фортунато? – спросил секретарь.

Фортунато снял шляпу.

– Да, сеньор.

– Проходи.

Фортунато вошел в кабинет. Вместилище высшей власти департамента было не чище прочих комнат. У жалкого стола, заваленного синими папками, стоял толстый, зобастый и губастый человек. Сеньор Фигерола, префект департамента Серро-де-Паско, был в потертом синем пиджаке о четырех пуговицах, купленном еще до того, как президент его заметил.

– Это вы Фортунато? – спросил он, словно кулаком ударил.

– Да, сеньор, – ответил старик, и во рту у него пересохло от волненья.

Префект Фигерола принялся шагать из угла в угол. Чтобы унять гнев, он трещал пальцами.

– У нас тут не бойня! Зачем этой дряни навалили?

У Фортунато упало сердце.

– Сеньор префект, я только хотел, чтобы вы видели… Я хотел, сеньор…

Префект шагал перед ним, а он все сжимался.

– Я вас в тюрьме сгною! Вы что вздумали? По-вашему, тут сортир, дерьма навалили?

– Хорошо, – сказал старик, стремясь поскорее испить тысячную чашу униженья.