|
То есть барон был ярким блондином с голубыми глазами и немного резкими, но вполне классическими чертами лица, при этом ростом в районе шести футов и с атлетической фигурой – в общем, тип, который всегда мне нравился, невзирая на известную картинность. К тому же в очередной раз подтвердилась подмеченная мной прежде тенденция насчет возраста – барон казался мужчиной в расцвете лет и выглядел немногим старше своего сына. Правда, было у них с Бренном и одно существенное отличие – барон Лаган‑младший производил впечатление очень опасной личности, от него веяло холодной угрозой, как от профессионального убийцы, и – я могла убедиться на практике – для этого имелись все основания. Барон Идриг, напротив, обладал открытым, бесконфликтным и даже добродушным характером, что по керторианским меркам заслуживало, видимо, эпитета «недалекий», которым наградил его капитан Рагайн. Хотя – и на этот счет не следовало заблуждаться – к умственным способностям барона данное определение явно не относилось: между «недалекий» и «туповатый» на Кертории существовала весьма ощутимая разница.
Так что я с нетерпением ожидала послеобеденного разговора, и его начало как будто подтверждало обоснованность оптимистичных прогнозов, на которые оказался так щедр совместный прием пищи. Когда мы переместились из столовой в библиотеку (а совсем не в чопорный кабинет) и удобно устроились в креслах у камина, барон не огорошил меня заявлением типа «дружеская беседа окончена, приступим к делу», а с очень приятной улыбкой поинтересовался: – Надеюсь, вы не откажетесь в самых общих чертах рассказать, как поживает мой сын? Не отвечать я, конечно, и в мыслях не имела, но были трудности. С подачи Ранье он по уши увяз в текущих разборках, недавно был чуть ли не смертельно ранен, а что с ним произойдет в ближайшем будущем, известно только Господу Богу. «И, кстати, он сменил цвет кожи на радикально черный» – было бы весьма точным описанием жизни Бренна на момент нашего расставания, но почему‑то говорить такое отцу не хотелось. Даже керторианскому отцу... – Боюсь, что в самых общих чертах получится нечто слишком неопределенное: у Бренна все в порядке, хотя в последнее время у него, как и у всех нас, начался не самый спокойный период жизни. – Я виновато улыбнулась, но барон живо кивнул, показывая, что такой ответ его вполне устраивает. – Да, понимаю. А чем он занимался, пока это не началось? Акцентированное «это» прозвучало... достойно, а вот у меня трудности превратились в проблемы. Те самые, с которыми имели обыкновение сталкиваться мои собеседники. В керторианском языке просто не было понятий «ученый» и «университет», не говоря уж о «компьютер» и «информационные технологии». – Он много лет занимается исследованиями в той области знаний, для которой здесь нет названия, и достиг больших успехов. В своем кругу он пользуется безусловным авторитетом. – Это приятно, – без тени иронии сказал барон и, рассмеявшись, развел руками, – Хотя и очень странно. Никогда бы не подумал, что Бренн сможет легко освоиться в чужеродной среде. Он ведь всегда был таким... настоящим керторианцем. – Насколько я могу судить, он таким и остался. – А вот это меньше радует. Я надеялся, что годы смягчат его характер, – с неожиданной серьезностью заметил отец непутевого чада и без малейшей паузы продолжил маленький допрос: – Он не женился? – Нет. – И конечно, он по‑прежнему дружен с герцогом Галлего? – Да. – Я прекрасно помнила, каким образом отозвался капитан Рагайн об отношении родителей Бренна к его дружбе с Ранье, и теперь мне было очень любопытно: проявит ли барон Лаган‑старший дипломатичность или все же продемонстрирует свое неудовольствие. |
