Гренс задумался, где закончилась именно эта смерть, что видели эти глаза и на что продолжают смотреть.

– Тебе интересно или нет?

Кранц сидел в кухне на корточках – он уже заждался.

– У меня ведь и другие дела есть.

Он оперся на мраморный пол рядом с трещиной. Эверт кивнул – «я слушаю».

– Пятно. Видишь?

Гренс посмотрел на что‑то белесое, с неровными краями.

– Это из желудка. Могу сказать точно – меньше двенадцати часов назад. И здесь таких пятен несколько.

Криминалист очертил в воздухе небольшой круг.

– У всех одинаковое содержимое. Остатки пищи, желчь. И кое‑что поинтереснее. Фрагменты резиновой массы.

Гренс наклонился. Такое белое с неровными краями виднелось как минимум в трех местах.

– Резиновая масса частично растворилась, вероятно под действием желудочного сока.

Кранц поднял глаза.

– А что означают следы резины в рвоте, ты и сам знаешь.

Эверт Гренс тяжко вздохнул.

Резиновая масса означала человека‑контейнер. Люди‑контейнеры означали поставку наркотиков. Мертвый человек в сочетании с поставкой наркотиков означал убийство, связанное с наркотиками. А убийство, связанное с наркотиками, почти всегда означало долгое расследование, массу времени и массу ресурсов.

– «Верблюд», человек, который перевез наркотики прямо сюда, в кухню.

Гренс кивнул в сторону гостиной:

– А он? Что мы знаем о нем?

– Ничего.

– Ничего?

– Пока ничего. Но ты же что‑нибудь сделаешь, Гренс.

В гостиной Гренс подошел к человеку, жизнь которого закончилась, и посмотрел на него. Двое мужчин взяли мертвеца за ноги и за руки, подняли, перенесли в черный прорезиненный мешок, застегнули толстую молнию и положили мешок на железную каталку, которая еле‑еле поместилась в тесной прихожей. Все это время Гренс смотрел на мертвеца.

* * *

Он выехал с Васагатан и увяз в пробке на Сёдерледен где‑то в районе Слюссена. Скоро пять; он должен был заехать в детский сад почти час назад.

Пит Хоффманн сидел в машине, пытаясь справиться со стрессом, жарой и раздражением из‑за вечерних пробок, с которыми он ничего не мог поделать. Три намертво застывших ряда тянулись куда‑то в глубину туннеля – так далеко, что и не видно куда. Обычно Пит спасался от агрессии мегаполиса, думая о мягком лице Софьи, вспоминая, какие глаза бывают у Хуго, когда он катается на велосипеде, как торчат во все стороны волосы Расмуса, склонившегося над тарелкой фруктового супа или стаканом апельсинового сока. Сейчас воспоминания не помогли. С кем ты сидел?  На образы тех, кого он любил, снова и снова наплывало одно и то же: попытка продать наркотики в квартире на Вестманнагатан обернулась гибелью человека. Сконе. Мио. Юсеф Ливанец. Виртанен. Граф. Скольких тебе назвать?  Другой агент, с тем же заданием, что у него самого. С кем еще?  Другой полицейский агент сидел напротив Пита, только играл похуже. С кем еще?  Пит как никто знал, как должно выглядеть фальшивое прошлое, легенда, знал, как ее создать, какие вопросы тебе зададут, чтобы разрушить ее. Они оба работали на полицию, каждый по‑своему, и вот им довелось встретиться лицом к лицу. У него не было выбора, иначе умереть пришлось бы ему. Жизнь одного из них оборвалась, и этим одним оказался не он.

Пит и раньше видел человеческую смерть. Но она была не такая. Смерти требовали его будни, она была нужна ему для достоверности, и он привык отделываться от мертвецов, с которыми его ничто не связывало. Но за эту операцию отвечал он.