|
В тамбуре безмятежно покуривал генерал Бангерский. — Можно поговорить с вами откровенно, генерал? — Попробуйте, — отвечал он Коковцеву. — Неужели еще не конец, и на что вы рассчитываете? — Видите ли, — ответил Бангерский, давая адмиралу прикурить от австрийской зажигалки, — японцы ушли из Сибири, но покидать Приморье они не собираются. Если большевики умудрились создать свой «буфер» ДВР, то почему бы нам, с помощью Токио, не создать в Приморье свой «буфер»? Затем и едем... Только сейчас Коковцев сообразил, что сел не в свои сани! Спасибо, что китайцы хоть отворили двери уборных... Лишь в январе, в самые-то холода, добрались до полосы отчуждения. Здесь пора бы и рассыпаться в разные стороны, как ненужному хламу, единожды собранному в одну общую кучу ради уничтожения. Но каппелевский сброд, построившись, перешел в Никольск и Раздольное; семеновцы нахрапом овладели поселком Гродеково. Коковцев своими ногами в «танках» пешком добрел до Владивостока, увиденного им еще на заре жизни, и сумбурный город встретил его леденящим ветром весны 1921 года. Контр-адмирал приютился в общежитии бездомных офицеров, которых во Владивостоке было как собак нерезаных, а кормился очень скудно, по долговой книжке в столовой Морского собрания, где гадко готовили, зато был великолепный соус всяческих слухов... Коковцев был удивлен, когда в Морском собрании к его столу подошел человек в офицерском френче и в высоких солдатских сапогах: это был премьер ДВР — товарищ Никифоров. — Здравствуйте, господин адмирал, — сказал он. — Здравствуйте, господин премьер... или товарищ? — Сейчас это нам безразлично. — После такого вступления Никифоров спросил прямо: — Вы до самого конца были у Колчака? — Но не в армии, а при его омском штабе, до Иркутска я отступал в обозах генерала Каппеля... Если вы думаете, что я загонял раскаленные иголки под ногти ваших правоверных коммунистов, то вы глубоко ошибаетесь... — Петр Михайлович, — назвался премьер ДВР. — Очень польщен. Владимир Васильевич. — Бывает и так, Владимир Васильевич, что иголки тоже прощаем, если человек чистосердечно раскаялся. — Уверяю, мне раскаиваться не в чем. — Тем лучше, что ваша гражданская совесть осталась чиста. Мы бы хотели видеть вас в составе нашего правительства. — Неужели в... Москве? — Нет, в Чите. — А в качестве кого же, простите за вопрос? — Народная власть ДВР могла бы доверить вам управление морскими делами. Вы же сами видите, что от Сибирской флотилии остались рожки да ножки... Позволите присесть рядом? — Пожалуйста. Ради Бога. Может, выпьем? — Благодарю. Так вот. Эти рожки да ножки сейчас обгладывает не совсем политически развитый адмирал Старк. — Вы полагаете, что я развит более Старка? — Не полагаю. Но зато полагаюсь на болыпую честность. Вы, надеюсь, не станете требовать четырнадцати тысяч иен для покупки в Японии разноцветных шелков для украшения флагами того флота, которого в природе более не существует. — Не существует. Но к чему так жестоко шутить? — Какие же тут шутки, если ДВР, не отвергая института частной собственности, согласна работать в контакте даже с капиталистами. Я не так давно виделся с товарищем Лениным в Москве, и, провожая меня в Сибирь, он сказал буквально следующее: «Вот вы и докажите всему миру, что коммунисты могут организовать буржуазную республику и управлять ею». Кстати, ваша семья здесь, во Владивостоке? — Нет, в Петербурге, вернее в Петрограде. |
