— А ты откуда знаешь о моем путешествии? — удивился я.

— Твой Эм-Эм проинформировал меня, — засмеялся Досифей. — Я ведь обещал, что позвоню.

— Этот шалопай поднял на ноги всю радиоинформационную службу, — сказал я и нахмурился. — В один прекрасный день я и впрямь разберу его.

— Он что-то предчувствует, — сказал Досифей, — намекнул мне, что сегодня утром ты вел себя довольно беспокойно, спросил, не считаю ли я, что с его стороны будет разумным пригласить врача из  и х н и х.

— Идиот! — улыбнулся я, но в моем мозгу сразу же забибикал предупредительный сигнал. — А что с девочкой? — спросил я, продолжая прерванный утром разговор.

— Пока все идет хорошо, — сказал Досифей.

Теперь я уже мог без опаски посмотреть ему в глаза.

— Значить, операция прошла благополучно и девочка будет жить?

— Надеюсь, — сказал Досифей и смущенно откашлялся.

Я ткнул пальцем в меню и робот-официант принес рюмку коньяка. Мы с Досифеем чокнулись, и он сказал:

— Поздравляю тебя с высокой наградой!

Я нахмурился и ничего не ответил.

Мы помолчали. Потом Досифей спросил:

— Что будешь делать дальше?

— Двух вещей я уже не смогу делать, — ответил я. — Во-первых, вернуться в мой институт, даже в качестве главного конструктора. Во-вторых, сесть за свой рабочий стол. И потому я решил взять отпуск и под предлогом, что уезжаю на какой-нибудь известный курорт, махнуть на дальний север. Поеду на север, осяду в каком-нибудь небольшом селении и буду заниматься простым делом. Например, стану учителем математики, буду учить детей сложению и вычитанию. Как знать, может, при таком образе жизни я смогу успокоиться. Может, оторванность от мира и тишина помогут мне установить подлинную причину моего заболевания. Но даже если это не удастся — черт с ним! Уеду на рудники Антарктиды и до конца жизни буду рудокопом.

— А вот я кое-что открыл для себя.

— По-моему, дорогой друг, ты идешь по неверному пути, он тебя никуда не выведет. Но ничего, действуй, развевай знамя обанкротившегося рыцарства! Пользы тут мало, но есть по крайней мере красота, как в старинной песне или средневековом гобелене. А я завтра же трогаюсь в путь.

Посмотрев на часы, я встал.

— А как же Эм-Эм? — многозначительно спросил Досифей.

— С ним я как-нибудь справлюсь, — сказал я и вздохнул.

Вернувшись домой, я первым делом решил вывести из строя Эм-Эм. Я пошел в лабораторию и поменял местами проводники слабого и сильного напряжения. Потом надел белый халат, встал возле стола спиной к электрическому табло и позвал Эм-Эм.

— Эм-Эм, — сказал я. — Подай мне наконечник проводника слабого напряжения!

Эм-Эм различал наконечники по цвету. Сильное напряжение обозначалось красным цветом, а слабое — желтым. Теперь наконечник сильного напряжения был желтый, и Эм-Эм потянулся к нему. Яркая вспышка озарила комнату, раздался оглушительный треск, запахло гарью. Глаза робота в миг погасли и стали похожи на холодные безжизненные стеклышки. Он действительно превратился в железный ящик.

Я открыл его «череп», вынул из транзисторного электронного «сознания» памятные связи, соединяющие его с собратьями и главным кибернетическим мозгом КМ (Магнусом), а на их место вставил другие памятные связи, которые будут соединять его только с людьми и поставят в исключительную зависимость от человеческой воли. Затем я сменил перегоревшие пробки, вставил новую батарею и нажал на пластмассовую кнопку в левом ухе робота.