|
Она какая-то другая. Вдруг появились глаза. И лицо. Что-то на меня глядит... Должно быть, тени... Их озаряют сполохи нежного пламени в моей голове... Первые отблески хмеля. Равик не слушал, что говорила Жоан Маду. Он все это знал и не хотел больше знать. Одиночество — извечный рефрен жизни. Оно не хуже и не лучше, чем многое другое. О нем лишь чересчур много говорят. Человек одинок всегда и никогда. Вдруг где-то в мглистой дымке зазвучала скрипка. Загородный ресторан на зеленых холмах Будапешта. Удушливый аромат каштанов. Вечер. И, — как юные совы, примостившиеся на плечах, — мечты с глазами, светлеющими в сумерках. Ночь, которая никак не может стать ночью. Час, когда все женщины красивы. Вечер, как огромная бабочка, распластал широкие коричневые крылья... Он поднял глаза. — Спасибо, — сказала Жоан. — За что? — За то, что вы дали выговориться, не слушая меня. Это было хорошо. Я в этом нуждалась. Равик кивнул, он заметил, что ее рюмка снова пуста. — Хорошо, — сказал он. — Я оставлю вам бутылку. Он встал. Комната. Женщина. Больше ничего. Бледное лицо, в котором уже ничто не светилось. — Вы хотите идти? — спросила Жоан. Она оглянулась, точно в комнате кто-то прятался. — Вот адрес Морозова. И его имя, чтобы вы не забыли. Завтра вечером, в девять. — Равик записал все на бланке для рецепта, вырвал листок из блокнота и положил на чемодан. Жоан встала и взяла плащ и берет. Равик посмотрел на нее. — Можете меня не провожать. — Я не собираюсь. Только не хочу оставаться здесь. Не сейчас. Поброжу еще немного. — Все равно придется вернуться. И опять будет то же самое. Не лучше ли остаться? Ведь самое трудное осталось позади. — Скоро утро. Когда я вернусь, уже будет утро, и жить станет проще. Равик подошел к окну. Дождь лил не переставая. В желтом свете фонарей его мокрые серые нити извивались на ветру. — Вот что, — сказал он. — Выпьем еще по рюмке, и ложитесь спать. Погода не для прогулок. Он взял бутылку. Неожиданно Жоан вплотную придвинулась к нему. — Не оставляй меня здесь, — быстро и горячо заговорила она, и он почувствовал ее дыхание. — Не оставляй меня здесь одну... Только не сегодня. Я не знаю, что со мной такое, но только не сегодня! Завтра наберусь мужества, но сегодня не могу... Я измучена, надломлена, разбита и теряю последние силы... Не надо было уводить меня отсюда сегодня, именно сегодня... Теперь я не вынесу одиночества... Равик осторожно поставил бутылку на стол и высвободил свою руку. — Дитя, — сказал он. — Рано или поздно все мы должны привыкнуть к этому. — Он посмотрел на шезлонг. — Могу прилечь и здесь. Нет смысла идти куда-то еще. Для сна осталось несколько часов. В девять утра у меня операция. Тут можно спать не хуже, чем дома. Мне не впервые нести ночную вахту. Понимаете меня? Она кивнула, но не отодвинулась от него. — В половине восьмого мне надо уйти. Чертовски рано. Еще разбужу вас. — Не важно. Я встану и приготовлю вам завтрак... — Ничего вы не будете для меня готовить. Позавтракаю в ближайшем кафе. Как простой скромный рабочий. Кофе с ромом и булочка. Остальное — по приходе в клинику. Хорошо бы попросить Эжени приготовить ванну. |
