Я в Скоттсдейле. Это город в округе Марикопа, хотя его можно назвать элитным пригородом Финикса. Район богатых и знаменитых.

Я нахожусь на частной территории чертовски дорогой виллы.

– Дом, милый дом, – шепчу, глядя на белую двустворчатую дверь, которая является единственным препятствием между мной и семьей. Здесь я вырос. Здесь, в залах различных мероприятий, и в отеле, где теперь живу.

Когда мои родители познакомились, отец был выпускником юридического факультета с отличными оценками, а мама, несмотря на богатство своих родителей и полученный диплом, начала карьеру модели. Вскоре отец стал звездным адвокатом и сколотил состояние, а мама решила пойти по стопам матери, занялась недвижимостью и продала несколько дорогих объектов. Карьера для родителей всегда была очень важна и почти никогда не уходила на второй план. Она была четвертым ребенком в нашей семье.

Я бы солгал, если бы сказал, что у меня было плохое или трудное детство. Но богатство не означает, что все легко. Иногда мне кажется, деньги по-своему усложняют жизнь. В человеческих отношениях. Кто-то скажет: «Даже золотая клетка остается клеткой». Ко мне это не относится. Клетки не существовало, просто множество правил, а в некоторые дни – одиночество, потому что мы с родителями редко виделись. Но у нас с сестрами всегда были еда и крыша над головой. А еще друг у друга были мы.

Несмотря на разногласия, на ссоры и недопонимание, не могу упрекнуть родителей в недостатке любви. Они хотели для нас самого лучшего, даже если часто не понимали, что их видение «лучшего» не совпадает с нашим.

Так продолжается по сей день. Я люблю их, они любят меня. Это бесспорно. Я живу в пентхаусе одного из самых роскошных отелей, хотя уверен, что это приносит им убытки. Родители не жалуются, что я недостаточно часто приезжаю в гости – только что не посещаю их мероприятий. Единственное, в чем мы никогда не сойдемся во мнениях, – это моя работа. Мое призвание, карьера, а значит, и социальный статус – который, как у медбрата, недостаточно высок, по крайней мере, с их точки зрения. Без сомнения, это важная работа, но я мог бы добиться гораздо большего. Чего-то лучшего. Особенно будучи членом такой семьи.

Вздохнув, потираю затылок и вздрагиваю, когда входная дверь распахивается и передо мной возникает сестра Кэйси. У нее такие же черты лица и зеленые глаза, как у нас с Эмберли. Мы больше похожи на маму, чем на отца.

– Войдешь или так и будешь торчать за дверью, как промокший пудель? – улыбается она, скрестив руки на груди.

– Что ты здесь делаешь? И откуда знаешь, что я пришел?

Сестра указывает на одну из хорошо спрятанных видеокамер, о которых я совсем забыл, и мне не сдержать усмешки.

– Я здесь, потому что дома никого нет, и мне нужно кое-что забрать, – она отходит в сторону и кивком приглашает войти. – Заходи уже.

Я вхожу, чтобы Кэйси закрыла дверь, и снимаю обувь. В холле пахнет лавандой – как всегда. Мама обожает запах лаванды. В каждой комнате находятся либо маленькие ароматические саше, либо засушенные букеты. Впрочем, это единственные цветы, которые мама любит, в доме не найдешь каких-то других. Она говорит, что не любит смотреть на их медленную смерть, но думаю, у нее просто нет склонности к садоводству. Как и у меня.

Прихожая большая и открытая, напоминает галерею с пятиметровыми потолками. Пол выложен белым мрамором, широкая винтовая лестница ведет на второй этаж. Отсюда можно попасть в столовую с окнами во всю стену.

– Середина недели. Почему ты не на работе? – спрашивает Кэйси, которая выглядит так, будто собирается в суд.

– Мог бы спросить тебя о том же, сестренка. Рад тебя видеть, кстати.

– Знаю, все рады меня видеть, – кокетливо подмигивает она.