Сандоз не мог удержать улыбки.
- И подумать только, что этот парень сделал все, чтобы погубить свой
талант! Если бы его скульптура стояла на виду, он имел бы большой успех!
- Да, большой успех, - повторил Клод, - это очень мило!
Туг они как раз заметили Магудо уже у вестибюля, направляющегося к
лестнице. Они его окликнули, подошли к нему и в течение нескольких минут
разговаривали втроем. Галерея первого этажа, пустая, посыпанная песком, была
освещена тусклым светом, идущим из больших круглых окон; можно было
подумать, что находишься под железнодорожным мостом; крепкие столбы
поддерживали металлические балки, сверху дул ледяной ветер, принося капли
влаги на землю, в которой вязли ноги. Вдалеке, за разорванным занавесом,
сгрудились статуи: отклоненные скульптуры, гипсовые фигуры, которые бедные
скульпторы даже не брали обратно, - тусклая безжизненность морга, жалкая
свалка. А наверху, ошеломляя, заставляя поднимать голову, раздавался
непрерывный шум, бесконечный топот ног посетителей. Здесь он просто оглушал:
стоял такой грохот, будто бесконечные поезда на полном ходу беспрерывно
сотрясали железные балки.
Выслушав похвалы, Магудо сказал Клоду, что он тщетно искал его картину.
В какую дыру ее запрятали? Потом он осведомился о Ганьере и Дюбюше,
разнежившись от воспоминаний о прошлом. Где они, эти былые Салоны, куда они
приходили гурьбой, где неистово бегали по залам, как по вражеской стране, а
выходя, выражали бурное презрение и вели споры, от которых вспухали языки и
сохли мозги! Дюбюша теперь никто не встречал. Ганьер два-три раза в месяц
приезжал из Мелена на концерты; он настолько потерял интерес к живописи, что
даже не явился в Салон, хотя там висел очередной пейзаж, который он повторял
вот уже в течение пятнадцати лет: берег Сены в приятных серых тонах,
выполненный добросовестно и так скромно, что публика никогда не замечала
его.
- Ну, я иду наверх, - сказал Магудо. - Вы со мной?
Клод, побледнев от недомогания, каждую секунду поднимал глаза вверх.
Ах, этот ужасный рокот, разрушительный бег чудовища, от которого содрогалось
все его тело!
Он безмолвно протянул руку.
- Ты удираешь? - воскликнул Сандоз. - Пройдемся еще разок и выйдем
вместе.
Но, увидев, как бледен Клод, он почувствовал глубокую жалость. Он
понял, что Клод обессилен, что он жаждет одиночества, охваченный
потребностью убежать от всех, чтобы скрыть свою рану.
- Ну, в таком случае, прощай, старина!.. Завтра я загляну к тебе!
Клод, шатаясь, преследуемый раздававшимся сверху грохотом, исчез за
деревьями сада.
А через два часа Сандоз, который потерял было Магудо и нашел его потом
вместе с Жори и Фажеролем, увидел вдруг Клода в Восточном зале, перед своей
картиной, на том же месте, где он его встретил в первый раз. |