Снова появилась кучка товарищей: Фажероль и Жори шли
впереди, и когда Магудо спросил у Сандоза, где же картина Клода, Сандоз
солгал, отвлек его, увел. Они ушли все вместе.
Вечером Кристина не могла добиться от Клода ничего, кроме отрывистых
слов: все сошло благополучно, публика не возмущалась, картина висит хорошо,
может быть, немного слишком высоко. Но, несмотря на свое холодное
спокойствие, Клод казался таким странным, что Кристина почувствовала страх.
После обеда, когда она вернулась из кухни, куда относила тарелки, она
увидела, что Клода нет за столом. Он открыл окно, выходившее на пустырь, и
высунулся в него так далеко, что она его не заметила. Перепуганная, Кристина
бросилась к нему, с силой потянула за куртку.
- Клод, Клод! Что ты делаешь!
Он повернулся, бледный, как мертвец. Глаза его были безумны.
- Смотрю.
Дрожащими руками она захлопнула окно, но в душе у нее осталась такая
жгучая тревога, что с этого дня она не смыкала глаз по ночам.
XI
На другой день Клод вновь принялся за работу, дни потекли обычной
чередой, и лето прошло в томительном затишье. Он получил заказ: писал цветы,
которые отправляли в Англию, и заработка хватало на хлеб насущный. Все
свободное время он опять посвящал большой картине, но прежние гневные
вспышки, уже не повторялись, казалось, он примирился с этой нескончаемой
работой; усидчиво трудился, был внешне спокоен, хотя уже и не питал никаких
надежд. Однако из глаз его по-прежнему глядело безумие; когда он пристально
всматривался в неудавшееся творение всей своей жизни, в них как будто угасал
свет.
Как раз в это время и Сандоза постигло большое горе. У него умерла
мать, и вся его жизнь - жизнь втроем в замкнутом мирке, куда проникали лишь
немногие близкие друзья, - была нарушена. Он возненавидел маленький домик на
улице Нолле. Неожиданно к нему пришел успех: стали быстро продаваться его
книги, прежде не находившие покупателей, и разбогатевшие супруги сняли на
Лондонской улице большую квартиру, на меблировку которой у Сандоза ушло
несколько месяцев. Траур еще больше сроднил его с Клодом, оба они испытывали
одинаковое отвращение к окружающему. После рокового провала Клода в Салоне
Сандоз очень тревожился за своего старого друга, догадываясь, что тот
надломлен, что ему нанесена неизлечимая рана, откуда неприметно вытекает
жизнь. Но, видя, что Клод так сдержан, так благоразумен, он несколько
успокоился.
Сандоз часто заходил теперь на улицу Турлак, и, если ему случалось
заставать. Кристину одну, он расспрашивал ее о муже, понимая, что она тоже
живет в страхе перед неизбежным несчастьем, хотя никогда об этом не говорит.
У нее было измученное лицо, она нервно вздрагивала, подобно матери, которая
бодрствует у изголовья ребенка и с трепетом оглядывается при малейшем
шорохе, страшась, не пришла ли смерть. |