Сидел всадник без седла, прямо поверх гладкой шерсти кота, согнув ноги в коленях и устроив их на крутых боках зверюги. Шею кота украшал широкий тяжелый ошейник коричневого цвета, обшитый медными пластинами с впаянными в них драгоценными камнями. Зверюга игриво махнула хвостом и боднула наагариша башкой чуть ниже спины. Видимо, он нравился зверю. Наагариш же был хмур, как грозовая туча.　

— Госпожа, я же просил вас воздержаться от прогулок в одиночестве, — сурово произнес он.　

Батюшка отложил отступление к дверям, сообразив, что сейчас к нам пожаловала сама наагашейдиса. Я с удивлением рассматривала тонкую, невысокую фигуру. Как там сказал наагасах, ее потерял наш королевский род? Я все еще не могла понять, что эта фраза может означать.　

Наагашейдиса ничего не ответила на упрек наагариша. Перекинув ногу через хребет зверя, она соскользнула по крутому боку вниз и легким, пружинистым шагом пошла к нам. Точнее к наагасаху. Он весь как-то подобрался.　

— Бабушка, — он очень почтительно поклонился, когда она оказалась рядом.　

Ее ездовая зверюга отиралась рядом. Мне совсем не понравилось, когда кот с интересом полез ко мне принюхиваться. От паники меня спас только тихий голос наагасаха:　

— Не бойся.　

Кот меня обнюхал, тычась прямо в лицо своим большим, размером с половину моей головы, влажным носом. Какая же это огромная зверюга! Ростом с лошадь и шире ее раза в полтора. Кот недовольно рыкнул на наагасаха, от чего тот поморщился, и на его лице появилось недовольное выражение, как у человека, который виноват, но признавать свою вину ему не хочется. Наагашейдиса отвела голову зверя в сторону и, встав напротив меня, скинула капюшон.　

Я вздрогнула. На меня смотрела принцесса Кирата. Я отшатнулась, но наагасах придержал меня за плечи.　

— Это моя бабушка, наагашейдиса Тейсдариласа, — представил он женщину. — А это моя жена. Ее зовут Таюна.　

Женщина продолжала, молча смотреть мне в глаза. Она словно не слышала слов своего внука. А я вдруг начала отмечать ее отличия от принцессы. Да, они были очень похожи. Те же черты лица, тот же цвет волос и глаз. Но, смотря на принцессу, ты видишь вкрадчиво-ядовитую красоту. Та двигается гибко, эротично, в глазах всегда светится какая-то коварная хитринка, а губы изгибаются в искушающей улыбке. Губы же наагашейдисы выглядят так, словно никогда не двигаются. Ее глаза смотрят прямо, и светится в них не хитринка, а что-то, из-за чего казалось, что она видит тебя насквозь. Лицо спокойное, в движениях нет лишней суеты. Если принцессу можно сравнить с домашней игривой кошечкой, то наагашейдиса была диким зверем, уверенным в своих силах. И цвет ее глаз самую малость светлее, чем у принцессы. Почти незаметно, но зеленая окаемка, которая идет по краю радужки, четче выделяется на общем коричневом фоне.　

Они были совершенно разными, хоть и похожими внешне. Наагашейдиса приблизилась ко мне еще на шаг и, склонив голову, посмотрела мне в глаза, почти соприкасаясь со мной носом. Я поежилась, когда ее зрачок дрогнул и вытянулся вертикально. Позвоночник покрылся холодным потом. Где-то в голове раздалось звериное ворчание. Мой детеныш тут же откликнулся радостным истошным мявом. Наагашейдиса склонила голову на бок, и я поняла, что просто погружаюсь в ее глаза.　

В ней сидел зверь. Его сила и мощь поразила меня. Я его не видела, только слышала его ворчание, когда он звал моего маленького зверя. Тот радостно рвался к нему и всячески выражал свой восторг от встречи.　

Наагашейдиса распрямилась и медленно моргнула. Я видела, как под ее полуопущенным веком вертикальный зрачок расползается и становится круглым. Она пристально посмотрела на наагасаха. Он плотно сжал челюсти. Ее губы разошлись, и она немного хрипло произнесла:　

— Три года никаких детей. Зверь должен вырасти.　

На лицах нагов почему-то возникло странное возбуждение.