|
На втором этаже она не стала стучать в дверь. Алиса открыла окно, выходившее на набережную, и, наклонившись вперед, курила сигарету, дым от которой окутывал ее волосы; подол короткого черного платья был зажат между коленями. Жанна со всевозможной осторожностью стала укладывать ребенка в кроватку; Алиса повернулась на шорох и раздраженно бросила: - Вы уже пресытились? Если вы его положите, он проснется и заорет еще громче. - Тише! - Как хотите. Что же до моей свекрови, то она не отвечает. Вы тоже можете попытаться втолковать ей. Не исключено, что вам повезет больше, чем мне. - Она плачет? Девчонка пожала плечами. Она действительно была больше девчонкой, чем женщиной, - с несформировавшимся до конца телом, с гибкостью подростка, с Идиотскими, постоянно падающими на глаза волосами, которые она откидывала назад нетерпеливым движением, похожим на тик. - Вот увидите, Мадлен вернется, когда все это закончится! Жанна не знала точно, кто такая Мадлен, но предполагала, что Алиса намекает на дочь Луизы. Она говорила еще о сыне, но ни того ни другой так и не было. Жанна постучала в дверь комнаты, где когда-то жили ее родители; комнаты - как ей внезапно пришло в голову, - в которой родились и она и ее братья. - Луиза! Это я, Жанна. Доктор Бернар сказал, что ты обязательно должна открыть, потому что сейчас придет комиссар и захочет с тобой поговорить. Сначала - тишина, лишь едва слышимый шорох со стороны кровати. - Послушай меня, Луиза. Тебе необходимо сделать усилие и подняться наверх. Она и не заметила, что стала говорить своей невестке "ты" лишь потому, что та была ее невесткой. - Вероятно, скоро начнут приходить люди, чтобы выразить тебе соболезнования. Вернутся твои дети. Жанне послышалось что-то вроде горького смеха. - Открой хоть на минутку, чтобы я могла с тобой поговорить... Луиза, должно быть, шла на цыпочках, тихо, как кошка, потому что Жанна хоть и прикладывала ухо к двери, не слышала никаких звуков и была обескуражена, когда створка двери внезапно распахнулась: - Чего ты от меня хочешь? Луиза была неузнаваема: волосы растрепаны, черты измученного лица искажены, расстегнутое черное платье позволяло видеть нижнее белье и часть белых мягких грудей. Она смотрела на Жанну жестко, злобно, со странной гримасой на губах, в которой читалось что-то вроде садистского удовлетворения, и бросала ей совсем близко - так близко, что на Жанну летели брызги слюны: - Чего ты приехала сюда выискивать, а? Что же ты не скажешь это прямо? Да говори же! И в этот момент Жанна поняла, но не шелохнулась, не ответила. Открытие заставило ее застыть, она молчала, не проявляя никакой реакции. Она узнала запах. Она узнала и эти глаза, которые, казалось, пожирают сами себя, и измученное лицо, и жесты, одновременно порывистые и усталые. - Так хочешь, я сама тебе скажу, чего ты приехала сюда выискивать? Ты вчера приехала, верно? Твой бедный брат, без сомнения, знал это. Может, ты написала ему о своем приезде или позвонила? Может, кто-то пришел ему сказать, что встретил тебя в городе? Не прикидывайся невинной, вот что! Ты все поняла! Если же нет, то я тебе сейчас все объясню. Ты не можешь не знать - ты, похожая на привидение, - что это ты его убила! Она сделала вид, что пошла назад, к своей измятой постели, и, не глядя на свою невестку, подыскивала слово, которым могла бы выразить свои чувства. |
