Он был в равной
мере и отрицанием и подтверждением пророчества. Каждой оправданной им
надежде соответствует другая, которую он разбил. Бэкон говорит, что всякой
красоте присуща некая необычность соотношений, а Христос говорит о всех
рожденных от духа, то есть о тех, кто, как и сам он, представляет собой
действенную силу, что они подобны ветру, который "дышит, где хочет, и
голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит". В этом и
кроется его неодолимое для художников обаяние. Он несет в себе все яркие
краски жизни: таинственность, необычайность, пафос, наитие, экстаз,
любовь. Он взывает к ощущению чуда и сам творит то единственное состояние
души, которое позволяет постигнуть его.
И я с радостью вспоминаю, что если сам он "отлит из одного
воображенья", то ведь и весь мир создан из того же материала. В "Дориане
Грее" я говорил, что все грехи мира совершаются в мыслях, но ведь и все на
свете тоже совершается в мыслях. Теперь мы уже знаем, что видим не глазами
и слышим не ушами. Они всего-навсего органы, точно или искаженно
передающие наши ощущения. Только в нашем мозгу мак алеет, яблоко
благоухает и жаворонок звенит.
В последнее время я довольно прилежно изучал четыре поэмы в прозе,
написанные о Христе. На рождество мне удалось достать греческое Евангелие,
и теперь по утрам, покончив с уборкой камеры и вычистив посуду, я
понемногу читаю Евангелие, выбирая наугад десяток-другой стихов. Начинать
таким образом каждый день чудесно. Как важно было бы тебе, в твоей
беспорядочной бурной жизни, так же начинать свой день. Это принесло бы
тебе громадную пользу, а греческий текст совсем не труден. Бесконечные, ко
времени и не ко времени, повторенья отняли у нас наивность, свежесть и
очарованье романтической простоты Нового завета. Нам его читают вслух
слишком часто и слишком дурно, а всякое повторение убивает духовность.
Когда возвращаешься к греческому тексту, кажется, что вышел из тесного и
темного дома в сад, полный лилий.
А мне это приносит двойную радость, когда я подумаю, что, вполне
вероятно, там встречаются ipsissima verba [подлинные слова (лат.)],
которые произносил Иисус. Всегда считали, что Христос говорил
по-арамейски. Так думал даже Ренан. Но теперь мы знаем, что галилейские
крестьяне владели двумя языками, как и ирландские крестьяне в наши дни, а
греческий язык был общепринятым разговорным языком не только в Палестине,
но и везде на Востоке. Мне всегда было неприятно думать, что слова Христа
мы знаем только по переводу перевода. И меня радует то, что его
разговорная речь, по крайней мере, позволила бы Хармиду слушать его,
Сократу - спорить с ним, а Платону - понимать его; что он действительно
сказал: "я есмь пастырь добрый"; что, когда он размышлял о лилиях полевых
и о том, что они не трудятся, не прядут, его собственные слова были:
"Посмотрите на полевые лилии, как они растут не трудятся, не прядут" и
что, когда он воскликнул: "Жизнь моя завершилась, ее назначение исполнено,
она достигла совершенства", - последнее его слово было именно то, которое
нам сообщил св. |