Изменить размер шрифта - +

Когда до отправления поезда остается всего пять минут, Сашка подходит ко мне и берет меня за пуговицу.

— Я вот что… — он смотрит на пуговицу и кривит губы.

Это не усмешка, но и не улыбка… У Сашки огромные, больные глаза.

— Я это… Как сказать-то?..

Я улыбаюсь:

— Говори короче. Мне в вагон пора.

Сашка кивает:

— Я… (снова виноватая улыбка) Впрочем, при чем тут я?.. — Сашка сопит и вот-вот открутит мою пуговицу. — Пойми, дурак, что все проходит. Понимаешь?!.. Все!.. И эта любовь у Леночки тоже пройдет… А потом у нее все начнется заново. Вся эта ее привычная жизнь, черт бы ее побрал!.. От этого не убежишь… Никто не убежит. А все мы говорим-говорим-говорим… Снимаем фильмы или пишем рассказы. Находим причины для оправдания себя и оправдания для своих причин… Словно колесо крутится перед глазами…

Сашка замолкает.

Он все-таки отрывает мою пуговицу и механически бросает ее под ноги.

— Вот ты говоришь, Бог… — Сашка смотрит мне в глаза. — Ну, я… Я не знаю… «Веришь — не веришь» это же только игрушки какие-то… А Бог — как дыхание, понимаешь?.. Бог — не шоры на глаза, не хомут на шею, а именно дыхание!.. И если иначе, то тогда зачем это все?..

Сашка опускает глаза.

— Я не то говорю, не то и не так!.. — в его голосе вдруг появляется злость. — Плевать я хотел на эту Ленкину любовь!.. Ну, влюбилась стерва, похорошела от этой любви и беременности… Ну, разлюбится она потом со своим увальнем… Нормальному парню жизнь изуродует. Она одна, что ли, такая?!.. А мы, мужики, чем лучше-то?! Мне недавно рассказывали…

Сашка замолкает настолько неожиданно, что его последний слог похож на всхлип. Ему словно заткнули рот.

Сашка молчит и с ужасом смотрит на меня.

— Я же снова не о том говорю… Почему?!

Я улыбаюсь:

— Мне пора, Саш… Ты приедешь к нам? Кстати, тебе Наташка привет передавала.

Сашка кивает:

— Да-да… Спасибо.

Он настолько растерян, что готов заплакать от досады.

— Подожди!..

И он начинает захлебываться словами:

— Почему Иуда предал Христа?!.. Разве Иуда был хуже нас с тобой? Почему Иуда поцеловал своего учителя и сказал «Радуйся, равви»?!.. Он же не думал, что он предает, не думал, понимаешь?!.. Потому что нельзя предать Бога, пока Он — Бог!.. Иуда просто перестал верить… Просто перестал и все!

Сашка пытается заглянуть мне в глаза.

Я отворачиваюсь и говорю:

— Сашка, мне все-таки пора…

Он кричит:

— Да подожди же ты!..

Он ловит меня за руку:

— Предавать нельзя, предавать нельзя!.. Нельзя прийти, а потом вот так просто — чудовищно просто! — потерять Бога. Потому что Бог умирает молча. А ты — человек! — не понимаешь, что с тобой происходит. Ты смеешься и радуешься, а Бог умирает, ты злишься или любишь, а Бог умирает. Ты думаешь, что ты живешь, но твоя вера уже перестала быть твоим дыханием… Нужно уметь иначе. Нужно жить совсем иначе!.. Помнишь, помнишь, как воскликнула та женщина: «Куда вы положили Господа моего?» Бог был мертв. И я не могу найти трагедии большей, чем эта! Когда человек ищет Бога и не может предать его даже после того, как тот был распят и умер. Нужно только так, иначе Бог не воскреснет. Понимаешь?!.. И нельзя предавать, как Иуда. Слышишь, ты?!.. Нельзя!

Я уже рву руку из жарких ладоней Сашки.

Я злюсь… И я удивляюсь собственной злости.

— Саш, уйди!.

Быстрый переход