Наш молодой красавец-губернатор Немцов поехал в Москву выбивать деньги. Они и вправду появились, — говорили, самолетом привез. Так и жили: то деньги есть, то их опять нет.
Через какое-то время всё утряслось, и при том простым способом: увеличили номинал денежных знаков, то есть пририсовали на бумажках нули, и теперь этих бумажек требовалось гораздо меньше. При этом цены на всё тут же подскочили вверх, но мы всё равно радовались — вот они, наши дорогие денежки — в руках! Это у нас, «оборонки», в руках, но это не значит, что у всех. Да и нам зарплату с тех пор платили уже не регулярно, и у кассы всегда толпился народ — караулили.
Люди на многих предприятиях вдруг стали получать «зарплату» кастрюлями, утюгами, посудой, даже трусами и лифчиками — всем тем, что сами выпускали. Какой замечательный выход из положения! Сами изготовили, сами и реализуйте! Они стояли на рынках и уговаривали: «Купите мужу трусы!»
А нам что выносить на улицы? Наши приборы, которые заказчик почему-то не желал выкупить (денег, видите ли, у него нет!), и выкрикивать: «Купи-ите приборчик, недорого продам! Документация в подарок!»
Но самая большая беда ждала нас впереди.
Не было не только денег, не стало работы! Причина называлась красиво — конверсия. Зачем нужно столько «оборонки»? Мы что, войны боимся? Мир во всем мире! Расплодили, понимаешь, эти НИИ, заводы всякие! Распустить, или перестроить на кастрюли и лопаты. Народу так нужны лопаты — у всех садовые участки!
Так и развалили «оборонку». Кастрюль и лопат стало больше, а работы у нас меньше. Казалось бы — радуйся. Но больше трех дней смотреть на пустой стол было невыносимо, привычка такая — работать. Собираться по углам и болтать — язык устанет. В общем, тоска.
Итак — ни работы, ни денег.
Но все равно не соскучишься. Нахлынула очередная волна «подтягивания дисциплины». Ну и что, что тебе на рабочем месте делать нечего, изволь вовремя являться, и ни на минуту раньше не уйди. «Ах, опоздали? И уже не в первый раз! Может быть, вы работать тут не хотите? Никого не держим!».
Буквально подталкивали к увольнению «по собственному желанию».
Нас-то не держат, а мы почему-то держимся. Инерция? Привычка? И это тоже. И еще страх не найти другое место. Конструкторов в городе — что иголок на ёлке. И найдется ли еще место, где зарплату, хоть изредка, дают?
Вот так, заказов нет, денег не платят (за что платить?), а мы все ходим и ходим на работу, поглядывая на часы — не опоздать бы!
Рапространился такой анекдот: скоро за то, что нас пускают в проходной, мы сами будем платить.
Институт буквально за год опустел. В коридорах уже не толпятся, в лабораториях и конструкторских бюро считанные человечки. На заводе при институте пытались что-то выпускать «для народа», но плохо получалось — не те технологии. Удачно освоили только лопаты — отличного качества! Да, еще разноцветные пластмассовые запонки (запонки уж года два, как вышли у мужчин из моды). Соседний радиозавод (делали там раньше вовсе не радио) стал выпускать утюги под «филлипс». Именно, что «под». Купила я такой «филлипс», а «подошва» после второй глажки вся облезла.
В нашем КБ осталось восемь человек. Интересно, что все начальники секторов остались. Секторов нет, а начальники есть. И, похоже, зарплату (и немалую) получают исправно. Фантастика!
Когда-то Новый Год праздновали за тремя, а то и четырьмя сдвинутыми столами, теперь все поместились за одним, только тумбочку приставили.
В следующий Новый Год будем сидеть за этой тумбочкой, — пообещала я.
Накаркаешь! — сказал мой любимый начальник (всегда так его «за глаза» называла) — еще относительно молодой и умеющий в дни рождения и 8-го Марта говорить женщинам приятные слова. |