— Мои глаза чувствительны к дневному свету, — сказал он. — У вас, кажется, такого не наблюдается, и это даёт вам преимущество. Нет, вашу тётю я не знал, но вот с вами меня кое-что объединяет. Зовут меня Александр Кельц.

Да, это был тот самый Кельц, охотник на вампиров, только тогда я ещё не знала этого. Я разглядывала его причудливый плащ и поражалась контрасту — такой серый невзрачный костюм и такая безукоризненная, я бы даже сказала, щеголеватая рубашка.

— И что же нас с вами объединяет? — спросила я.

Вместо ответа он спросил:

— Вы когда-нибудь замечали за собой желание пить кровь?

Я вздрогнула — вернее, вздрогнуло чудовище во мне, словно выхваченное из темноты светом фонаря. Откуда он знал мой секрет? Ведь я никому не рассказывала.

— О нет, вы не чудовище, — усмехнулся Кельц. — Но в вас течёт кровь чудовищ, которая и даёт вам эти удивительные способности: быстрое заживление ран, нечеловеческую силу и прыгучесть, выносливость, железное здоровье. Вам пока не так много лет, чтобы вы заметили ещё одну способность — крайне медленное, не видимое глазу старение. Как думаете, сколько мне лет?

На вид ему было лет тридцать — максимум тридцать пять.

— А между тем, я родился в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году, — сказал он. — То есть, мне уже за шестьдесят. А на вид не дашь, не так ли? Вот это оно самое и есть — медленное старение. Гораздо медленнее, чем у простых людей.

— То есть, в восемьдесят вы будете выглядеть на сорок? — Если честно, то всё им сказанное звучало как бред, но чудовище во мне откликалось со страшной силой и пришло в безумное волнение. Оно беспокоилось, потому что его выводили на чистую воду.

— Нет, скорее всего, буду выглядеть не старше, чем сейчас, — сказал Кельц. — И в сотню лет, если доживу, на моём лице не прибавится ни одной морщины, а в волосах — ни одной седой нити.

Кстати сказать, тогда Кельц был ещё с волосами. Мы медленно шли по кладбищенской аллее, и шляпу он нёс в руке. Он был шатеном с чуть приметной рыжинкой. Признаться, таким он мне нравился больше. Зачем он потом стал брить голову? Не знаю. Так захотел, видно.

— Что значит — если доживёте? — насторожилась я. — Разве железное здоровье и быстрое заживление ран…

— Нет, дело не в этом, просто профессия у меня опасная, — усмехнулся Кельц. — Всякое может случиться.

— А чем вы занимаетесь? — логично последовал мой очередной вопрос.

— Охочусь на чудовищ, чья кровь течёт в наших с вами жилах, — ответил Кельц. — Наши отцы — вампиры. Иногда они соблазняют смертных женщин, и от этих связей рождаются полукровки — дампиры.

Настоящего своего отца я никогда не видела, если ты помнишь. Мама только однажды обратилась к нему за помощью, когда были нужны деньги на мою учёбу. Деньги он прислал — очень много, хватило не только на учёбу, но и на жизнь. Взамен он попросил мой портрет: видимо, хотел убедиться, похожа ли я на него. Вероятно, я оказалась достаточно похожа, раз он так расщедрился. Всё, что я о нём знала — то, что он богат; наверное, он был женат и не хотел афишировать факт своей внебрачной связи, потому и не общался никогда ни со мной, ни с мамой. И вот теперь я узнала, что он — вампир.

До сих пор я считала всё это сказками. Я была материалисткой. Вампиры — миф, полагала я, такой же, как про Геракла, богов и прочих чудесных существ. Вот только в эту картину слегка не укладывался тот случай, когда у меня на поле боя выросли клыки, и как я сосала кровь итальянца, чтобы выжить. Но подспудно я была готова поверить, потому что все мои странности уже давно требовали объяснения.