|
— Я должен был им рассказать, Антон. — Скербек глянул на Пернилле. — Я поступил правильно, вот и мама тебе скажет. Но Пернилле уже думала об отделке и не слышала его слов. Антон мотнул головой. — Я приготовил тебе подарок, малыш. Но получишь ты его только вечером, договорились? Он шутливо ткнул мальчика в плечо, но улыбки так и не дождался. — Проклятье, — не выдержал Бирк-Ларсен. — Пора это прекратить. Он взял Антона за руку и отвел в подвал, Пернилле шла за ними. Везде свежая штукатурка и краска. Новые полы тоже почти закончены. — Где он? — Вот там, в том ящике, — сказал мальчик. Бирк-Ларсен открыл металлическую дверцу. Там уже не было ни бойлера, ни труб… Ни паспорта. Пернилле взлохматила светлые волосы сына. — Может, тебе привиделось. Тут было темно. Он посмотрел на отца и спросил: — Можно мне идти наверх? Бирк-Ларсен в черной куртке и черной шапке склонился к младшему сыну, придвинул к нему свое большое лицо: — Антон, послушай меня. Я знаю, переезд — дело трудное. — Узкие глаза удерживали детский взгляд. — Но ты не должен придумывать такие истории. Ты понимаешь? Стриженая голова опустилась, подборок уперся в грудь. — Понимаешь? — повторил Бирк-Ларсен громче. — Мама очень расстраивается, и я тоже. Можешь говорить что хочешь, только не ври нам о Нанне, никогда… — Хватит, Тайс, — остановила его Пернилле. Антон едва не плакал. Она обняла его за плечи и повела вверх по лестнице. Вагн Скербек остался. Когда они ушли, он спросил Тайса: — Зачем ты так?.. — Что ты знаешь о детях? — Я сам был ребенком когда-то. Ты нашел ему собаку? — Как будто у меня есть на это время… — Я знаю одного чувака, который мечтает избавиться от щенков. Может быть… Бирк-Ларсен нахмурился. — Не хочу навязываться, — быстро сказал Скербек. — Просто предложил… вдруг пригодится. — Почему бойлер до сих пор не на месте? — Нет проблем, — сказал Вагн Скербек. — Я быстро поставлю, Тайс. Они ждали на ступенях ратуши, как стая стервятников, — репортеры, операторы, фотографы. Объективы нацелены, микрофоны на изготовку. Хартманн и Вебер вошли в здание вместе, бок о бок. Позиция была согласована, и Хартманн старался придерживаться ее. Несмотря на все их разногласия, Бремер являлся уважаемой фигурой в копенгагенской политике. Его внезапная болезнь стала шоком для всех. — Выборы, Хартманн! — громко крикнул кто-то, когда он приближался к входной двери. Он обернулся, дождался, когда стихнет гомон: — Сейчас время пожелать Поулю Бремеру скорейшего выздоровления, а не выискивать политическую выгоду. — Как удачно все получилось для вас, Троэльс! — крикнул из толпы знакомый голос. Эрик Салин локтями прокладывал себе дорогу вперед, сияя лысиной. Из его рта свисала сигарета. Он размахивал диктофоном, словно это было оружие. — Сердечный приступ ни для кого нельзя назвать удачей, — ответил Хартманн. Объективы направились теперь на Салина. — У Бремера есть доказательство того, что ваш штаб мешал следствию по делу об убийстве Нанны Бирк-Ларсен. — И что это за доказательство? — спросил Хартманн, сунув руки в карманы и изобразив на лице интерес. — Мне никто ничего не предъявлял. — Оно у Бремера. — Я не могу обсуждать то, чего никогда не видел. |
