|
Скорее, она никогда не боролась. Теперь это — и много другое тоже — изменилось. Она сама еще не осознала, но со временем разберется. — Нанна была жива, когда машина упала в воду. — Ее голос ничего не выражал, лицо тоже. — Что? — Она была еще жива. Лежала в багажнике. Не могла выбраться. Утонула. Пернилле пошла в комнату Нанны. Одежда, вещи. Разбросаны повсюду, взывая к людям, чтобы их прибрали. Это забота матери… Она принялась ставить книги на полки, складывать на место одежду. Глаза блестели от набегающих слез. Потом она остановилась, бессильно опустив руки. — Нам пора ехать, — сказал Тайс Бирк-Ларсен. Он стоял рядом с аквариумом, подаренным Нанне. Как завороженная, Пернилле следила за плавающими там золотыми рыбками, запертыми за стеклянными стенами, глядящими наружу и неспособными понять окружающий их мир. — Нет, — сказала она. — Мы остаемся. Я хочу быть здесь, когда его найдут. Хочу увидеть его лицо. Они плавали круг за кругом, озадаченные собственными отражениями, ни о чем не думая, никуда не приплывая. — Его должны найти, Тайс. Его поймают. Такого момента еще не было между ними. Бирк-Ларсен мял в руках шапку. — Мы остаемся, — повторила Пернилле Бирк-Ларсен. — Я приведу мальчиков. Ты неси вещи. Люнге не спал. На голове повязка, игла капельницы в руке. Свежие порезы и ссадины закрыли старый шрам на щеке. В седых усах остатки запекшейся крови. — Йон? — произнесла Лунд. Движение. Дыхание. Наполовину открытые глаза. Она понятия не имела, слышит ли он ее. И доктор, которого она заставила впустить ее, знал не больше. — Мне жаль, что так получилось. Вы меня понимаете? Брови мужчины дрогнули. — Я знаю, что вы не нападали на девушку. Он был подсоединен к аппарату, на котором мигали цифры и ползли графики. — Мне очень нужна ваша помощь, Йон. Я хочу знать, что произошло в гимназии. Кого вы видели, Где вы потеряли ключи. Его глаза ожили, посмотрели на нее. — Вы припарковали машину. Отнесли плакаты в здание. Потом пошли в спортивный зал. Вам тогда стало плохо? Люнге закашлялся. Какой-то звук. Слово. — Что? Йон? Еще один звук. Один глаз широко раскрылся. В нем страх и боль. — Подвал. — Вы спустились туда, чтобы сложить плакаты. И там вы потеряли ключи? — Он разозлился, когда я туда вошел. Сказал, что мне туда нельзя. — Йон. — Она привстала, приблизилась к его рту, чтобы ничего не пропустить. — Кто разозлился? Снова свистящее дыхание. Он не мог говорить. — Где в подвале? На стоянке велосипедов? — Нет. Лунд попыталась вспомнить планировку темного подвала. — В соседнем помещении? — В бойлерной. И опять кашель и шипение. Дверь открылась — это вернулся врач, и он не был доволен тем, что увидел. — Кого вы встретили в бойлерной? Йон? Лунд вынула из сумки фотографию класса Нанны, сделанную для школьного альбома. Указала на портрет Оливера Шандорфа, спросила: — Вы видели его? Вот этого? Пожалуйста. Посмотрите. Тяжелое, хриплое сипение: — Нет. — Вы уверены? Посмотрите внимательно. Врач замахал на нее: — Все, все. Хватит. Прекратите немедленно. Уходите… — Минуту, — сказала Лунд, не двигаясь с места. — Только… Она поднесла фотоснимок к лицу человека на больничной кровати. |
