Бань несколько раз поклонился, стуча лбом об пол; как только он встал на ноги, Е Бинь бросился к нему с мольбами о прощении. Судья же приказал старосте привести в зал держателя веселого дома, двух певичек и сводников. Он вручил девушкам бумаги, удостоверяющие незаконность их продажи в веселый дом, и отпустил на свободу. Хозяина притона и обоих сводников судья приговорил к трем ударам батогами и трем месяцам тюрьмы. Все трое стали кричать и протестовать, причем хозяин громче всех: он‑то понимал, что если спина и быстро заживет после порки, то убыток от отъезда девушек окупится не так быстро. Староста увел мужчин обратно в тюрьму, а бывшим певичкам судья пообещал, что их отвезут на Юг, к родителям, в сопровождении военной охраны. Пока же они могут поработать на кухне в суде.

Девушки бросились на пол, плача и благодаря судью Ди сквозь слезы, и на этом утреннее заседание завершилось. Но прежде чем уйти, судья Ди велел помощникам вызвать Чжу Да‑юаня.

Судья сел в кресло и предложил Чжу садиться. Четверо сыщиков сидели, как обычно, на табуретках около двери; слуга принес чаю и молча вышел.

– Вчера вечером, – заговорил судья Ди, – я не стал вдаваться в обсуждение убийства Ланя, во‑первых, потому, что еще не было результатов вскрытия, а во‑вторых, потому, что я хотел посоветоваться с вами, господин Чжу. Ведь вы знали Ланя всю жизнь.

– Я сделаю все, что могу, чтобы помочь отыскать убийцу нашего Ланя! – вскричал Чжу Да‑юань. – Он был самым лучшим борцом из всех, кого я знал. Ваша честь, как вы полагаете, кто мог это сделать?

– Убийца – молодой татарин, – ответил судья Ди, – или по крайней мере одет как татарин.

Десятник Хун и Дао Гань обменялись быстрыми взглядами, и Хун сказал:

– Ваша честь, мы хотели спросить, почему вы считаете, что это он убил господина Ланя. Ведь в бане вчера было больше шестидесяти человек!

– Но никто из этих шестидесяти человек, – сказал судья, – не мог проникнуть незамеченным к Ланю. Убийца знал, что служители в бане ходят в черных халатах, похожих на татарскую одежду. Он прошел в баню вместе с тремя молодыми людьми, но в предбаннике не отдал свою бирку, а проскользнул прямо в одежде в коридор, притворяясь одним из служителей. Вспомните, какой густой пар стоит в коридоре. Различить в нем кого бы то ни было практически невозможно. Убийца вошел в комнату, где сидел Лань, бросил яд в чашку с чаем и вышел. Наверное, он воспользовался черным ходом.

– Хитрый, сволочь! – воскликнул Дао Гань. – Обо всем позаботился!

– И тем не менее есть некоторые зацепки. Татарское платье и бирку он уже наверняка уничтожил. Но, выходя, убийца не заметил, что Лань в предсмертной агонии попытался выложить фигурку из «семи кусочков», которая могла бы навести нас на след. Кроме того, Лань, должно быть, хорошо знал этого человека; у нас есть приблизительное описание его наружности. Господин Чжу, может быть, вы знаете, не было ли у Ланя ученика – молодого татарина, небольшого роста, худого, с длинными волосами?

– Нет, – быстро ответил Чжу Да‑юань. – Я знал всех его учеников, они все брились налысо, как сам Лань. Небеса праведные – борец, сильнейший человек, и убит ядом! Так мог поступить только трус!

Все молчали. Дао Гань задумчиво наматывал на палец пряди волос. Неожиданно он сказал:

– Да, трус – или женщина.

– У Ланя никогда не было женщин, – презрительно откликнулся Чжу Да‑юань. Но Дао Гань, покачав головой, ответил:

– Вот именно поэтому его могла убить женщина. Лань мог отказать ей, а месть отвергнутой женщины страшна.

– Насколько я знаю, – вступил в разговор Ма Жун, – на господина Ланя заглядывались танцовщицы, и они обижались, что он не обращал на них внимания.