– Мы бродяги? – возмутился Ма Жун. – Протрите глаза, дружище, и придержите язык. Мы должностные лица, служащие управы!

По Кай выгнул свои и без того выгнутые брови. Он кликнул прислужника: «Еще кувшин вина, да побольше!» – и только потом продолжил:

– Согласен, согласен: вы оба – люди нового судьи, прибывшего к нам сегодня. Но, должно быть, нанял он вас совсем недавно, ибо в глазах ваших нет еще того самодовольства, каковое отличает мелких служащих.

– Вы знали прежнего судью? – спросил Цзяо Дай. – Говорят, он тоже был немного поэт.

– Самую малость, – ответил По Кай. – Я, видите ли, здесь совсем недавно. – Вдруг он брякнул кубком о стол и возопил в восторге: – Вот она, последняя строка! Я нашел ее! – И, торжествующе глядя на двух друзей, пояснил: – Этой строкой завершается моя большая поэма, воспевающая луну. Я прочту ее вам!

– Нет! – вскричал Ма Жун в ужасе.

– В таком случае, хотите, я могу ее спеть, – предложил По Кай с надеждой. – У меня, знаете ли, довольно приятный голос, и другим посетителям тоже должно понравиться.

– Не‑ет! – возопили хором Ма Жун и Цзяо Дай.

Но, заметив обиду в глазах собеседника, Цзяо Дай добавил:

– Простите, но поэзию мы не перевариваем ни под каким соусом.

– Какая жалость! – вздохнул По Кай. – Но, может быть, вы исповедуете учение Будды?

– Он что, нарывается на ссору? – шепнул Ма Жун Цзяо Даю.

– Он просто пьян, – отмахнулся тот и обратился к По Каю: – Скажите, а вы сами – буддист?

– Самый ревностный приверженец, – отвечал По Кай чопорно. – Я регулярно посещаю Храм Белого Облака. Настоятель там – святой человек, а предстоятель Хой‑пен пишет наипрекраснейшие проповеди. Вот на днях…

– Послушайте, – прервал его Цзяо Дай, – мы что, больше пить не будем?

По Кай взглянул на него с укоризной. Потом, глубоко вздохнув, поднялся и кротко молвил:

– Если уж пить, так с девочками.

– Да что вы говорите! – загорелся Ма Жун. – И вы знаете такое место?

– Знает ли конь свою конюшню? – фыркнул По Кай.

Он заплатил по счету, и они вышли.

Мгла все еще висела над городом. По Кай привел их к задней стене питейного заведения, выходящей на канал, и свистнул в три пальца. Фонарь, стоящий на носу маленького челнока, выплыл из тумана.

По Кай сошел в лодку первым и приказал гребцу:

– На корабль!

– Эй! – закричал Ма Жун. – Вы вроде что‑то говорили насчет девочек, или я ослышался?

– Само собой, само собой! – беспечно откликнулся По Кай. – Милости просим. – И, обратившись к лодочнику, добавил: – Дуй напрямик, господа торопятся.

Он устроился под низким тростниковым навесом, Ма Жун и Цзяо Дай присели рядом на корточках. Челнок скользил в тумане; слышались только всплески весла.

Спустя какое‑то время и этот звук прекратился; наступила полная тишина. Лодочник погасил фонарь. Челнок бесшумно плыл по течению.

Ма Жун положил тяжелую руку на плечо По Кая.

– Если это ловушка, – сказал он небрежно, – я сверну вам шею.

– Какая ерунда! – рассердился По Кай.

Брякнуло железо, и челнок двинулся дальше, заплескало весло.

– Мы прошли под восточной стеной, – объяснил По Кай. – Тут в решетке пролом. Но сообщать об этом вашему начальнику вовсе не обязательно!

Скоро перед ними воздвиглись темные борта больших барок, стоящих в ряд.