– Здесь и так слишком жарко, – по‑прежнему сухо отозвалась Ю‑су.

Она открыла баночку и стала умащать мазью свои бедра.

– Вот, смотрите, – сказала она вдруг, – вы поспели как раз вовремя! Кожа цела.

– Может быть, вы будете так любезны, оденетесь? – Цзяо Дай совсем охрип.

– Я хотела вас порадовать, – невозмутимо продолжила девушка. – Вы же сами сказали, что это из‑за вас.

Сложив платье, она постелила его на табурет, осторожно присела на краешек и занялась прической.

Цзяо Дай смотрел на ее ладную спину и зло твердил сам себе, что утруждать ее после того, что случилось, было бы низостью. Затем он увидел отражение в зеркале – упругие круглые груди.

Он сглотнул и воскликнул в отчаянии:

– Перестаньте! Одна такая – куда ни шло! Но две – это чересчур для любого мужчины.

Ю‑су с удивленьем оглянулась на него. Затем пожала точеными плечиками и пересела с табурета на кровать лицом к Цзяо Даю.

– Вы и правда из управы? – спросила она небрежно. – Здешние люди, знаете ли, частенько лгут.

Радуясь такому повороту, Цзяо Дай вытянул из башмака свернутую бумагу. Девушка, прежде чем взять ее, отерла пальцы о свои волосы.

– Читать я не умею, – заметила она, – но глаза у меня острые!

Она легла на живот, сунула руку в щель между кроватью и стеной и выудила оттуда нечто прямоугольное, завернутое в серую бумагу. Снова села и стала сравнивать печать на грамотке Цзяо Дая с оттиском на обертке.

Вернув грамоту, она сказала:

– Все в порядке. Рисунок один и тот же.

Она задумчиво смотрела на Цзяо Дая, медленно почесывая ляжку.

– Откуда у вас пакет с печатью управы? – Цзяо Дая разбирало любопытство.

– Поглядите‑ка, как он оживился! – Девушка надула губки. – Вы что, и вправду сыщик?

Цзяо Дай сжал кулаки.

– Слушай, девка! – выпалил он. – Разве не тебе только что хорошенько всыпали? Или ты думаешь, я такой подлец, что пересплю с тобой после этого?

Девушка взглянула на него, зевнула и проговорила, растягивая слова:

– Я вовсе не уверена, что я сочла бы это подлостью с вашей стороны.

Цзяо Дай вскочил.

В общей каюте, когда он туда вернулся, Цзяо Дай обнаружил одного лишь По Кая. Поэт сидел за столом, голова его покоилась на руках. Он громко храпел. Толстомясая хозяйка сидела напротив, мрачно уставившись на чарку с вином. Цзяо Дай расплатился с ней и не преминул пригрозить, что в другой раз, коль ей вздумается обижать кореянку, ей придется иметь дело с ним.

– А чего такого, господин? – заспорила она. – Эта корейская девка, она же пленная, рабыня. И купила я ее по всем правилам, у начальства. – И тут же добавила вкрадчиво: – Но ваше слово, господин, для меня завсегда закон.

Вошел Ма Жун. Вид у него был довольный.

– В общем, – заявил он, – местечко оказалось недурное. А уж пышечка – лучше не бывает!

– Надеюсь, господин, скоро для вас найдется кое‑кто получше! – затараторила хозяйка. – На пятой барке есть одна новенькая, настоящая красотка, да к тому же образованная. Сейчас она на содержании у одного господина, но, сами понимаете, это, как бы сказать, не может длиться вечно! Через недельку‑другую…

– Роскошно! – воскликнул Ма Жун. – Мы у вас еще побываем. Только скажите вашим людям, чтоб не тыркали в нас ножами. Это нам не по нраву, а ежели нам что не по нраву, тут мы можем малость сгрубить. – Потрепав По Кая по плечу, он прокричал ему в ухо: – Эй, певчая птаха, давай просыпайся! Скоро полночь, домой пора!

По Кай поднял голову, желчно глянул на друзей и надменно промолвил:

– Вульгарны оба вы.