-  Я твоему батюшке обещал… - попытался подняться на локте Пахом и тут же скривился от боли.

    -  И я обещал, - перебил его Андрей. - Обещал отцу подворье наше и стену в исправности держать. Ныне же вижу, ворота болтаются, добро в башне без пригляда и замка, дом выморожен, ровно лес в крещенские морозы. А чего в погребах и клетях творится, так и вовсе не знаю. С Тихона проку нет. Он тут матушкой лишь для виду поставлен. Оттого, что дома в хозяйстве от него пользы никакой. Посему слушай, Пахом, мой наказ. Остаешься здесь за старшего. Времени тебе отвожу месяц. Проверь все от погреба до конька. Что надобно - поправь; что потребно - купи. Шатер еще хорошо бы над башней от дождя и снега сделать. Оставляю тебе половину холопов в помощь. Серебра вот на расходы возьми. И не спорь! - повысил князь голос, заметив, что дядька собрался что-то сказать. - Пару дней в тепле полежи, мазаться не забывай. Потом делом займешься. Как управишься, матушке в усадьбе доложись, пусть приказчика справного назначит. А уж потом и за мной не торопясь трогайся. Мыслю, я уж в княжество к тому времени поверну. Понял меня? Тогда до встречи, дядька. Выздоравливай.

    Андрей похлопал холопа по ладони и вышел, прикидывая, кого из дворни лучше оставить, кого взять с собой.

    -  Молодые ремонтом пусть займутся, - решил он. - Таскать да рубить у них веселее получится. - И, выходя во двор, скомандовал: - Боголюб, Никита, Мефодий, Воян, Полель - со мной. Остальные при Пахоме остаются. Никита, заводных всех заберите, нечего им тут сено изводить, но оружие оставшихся выложите, пусть при них будет. Мало ли что… Все, седлайте! И так полдня потеряли. Обедать будем дома.

    От Великих Лук до усадьбы Лисьиных было всего полтора десятка верст. Полный день езды с телегами, коли поспешать, либо немногим меньше дня просто верхом, или полдня - широкой рысью. Андрей одолел весь путь на рысях - лошадей можно было не беречь, все равно в усадьбе отдохнут. А потому он стремительно промчался по льду извилистого Удрая, свернул с него на узкую Окницу и еще засветло выскочил с нее на берег уже перед самой усадьбой, поднявшей свои стены на невысоком, от силы в два роста, холме с обледеневшими склонами. Холопы не поленились, залили подступы на совесть - отливающая зеленью корка была не меньше ладони в толщину.

    Влетать во двор верхом князь не стал, вежливо спешился перед распахнутыми воротами, перекрестился на надвратную икону… И напрасно: боярыня Ольга Юрьевна, материнским сердцем ощутив возвращение сына, выскочила из дома, сбежала со ступеней и торопливо пошла через двор, накинув поверх серого платья с коричневой юбкой один лишь белый пуховый платок.

    -  Что ты делаешь, матушка! Замерзнешь! - Зверев кинулся навстречу, снимая налатник, положил ей на плечи. Боярыня, словно не заметив, крепко прижалась к груди сына:

    -  Родненький мой… Приехал…

    Андрея удивило, сколь хрупкой и невысокой оказалась эта женщина. В налатнике она просто утонула, хоть вдвое заворачивай. А ведь еще прошлым летом казалась сильной и уверенной в себе. Плечи развернуты, голова гордо вскинута. Помещица, чай, не подступись. И хоть испугалась сильно, когда его раненым привезли - хрупкой и маленькой все равно не стала.

    -  Матушка моя, - поверх налатника обнял он Ольгу Юрьевну. - Как я по тебе соскучился! Идем в дом, идем. Снег на улице, а ты в одних тапках!

    Чуть не насильно он увлек матушку за собой, провел в дом. Здесь уже началась суета: дворня бегала, таская из кухни, из погребов в трапезную угощения, толстая девка понесла наверх стопку чистого белья, служки зажигали в коридорах светильники.