Пистолет‑пулемет АЕК‑919К «Каштан» – 5 штук.

Патроны для «Каштана» – 4500 штук.

Бесшумная снайперская винтовка ВСС «Винторез» с оптическим прицелом ПСО‑1 и ночным прицелом НСПУМ‑3 – 1 штука.

Патроны для «Винтореза» – 60 штук.

Нож выживания «Оборотень‑2» в комплекте с метательным ножом «Оса» и мини‑ножом «Робинзон» – 5 штук.

Нож разведчика стреляющий НРС – 5 штук.

Самовзводный гранатомет РГ‑6 с шестирядным барабаном револьверного типа – 3 штуки.

Ручной зенитно‑ракетный комплекс «Игла» с определителем «свой – чужой» и ракетой со стартовым ускорителем – 2 штуки.

Светошумовые гранаты – 20 штук.

Ручные гранаты Ф‑1 – 20 штук.

Радиостанция космической связи «Селена‑5» – 1 штука.

Шифровальный прибор «Азимут» – 1 штука.

Бинокль ночной БН‑2 – 3 штуки.

Взрывчатка пластиковая – 6 кг.

Радиовзрыватели – 20 штук.

И др.

– Мама ро’дная! – только и сказал Артист.

* * *

На следующее утро я проснулся оттого, что кто‑то тряс меня за плечо. Я открыл глаза и не сразу сообразил, где это я нахожусь. Потом понял. В офицерской казарме. Точнее, в комнате одноэтажного сборно‑щитового дома вроде тех, что стоят в подмосковных пионерлагерях. Три десятка таких домов, покрашенных в веселенький зеленый цвет, тянулись шеренгой вдоль бетонной ограды среди мачтовых сосен. К ним вели посыпанные песком дорожки, это еще больше усиливало сходство с большим пионерским лагерем.

В комнате стояло десять железных коек, пять были пустые, на остальных дрыхли ребята. Снаружи пробивался свет раннего утра. Над моей койкой возвышался младший лейтенант Ковшов. Заметив, что я проснулся, он приложил палец к губам:

– Тихо.

– Подъем? – спросил я.

– Нет. Оденься и выйди.

Он прошел к выходу, осторожно наступая на скрипучие половицы. Я взглянул на часы. Что за черт? Еще целых полчаса можно было поспать! После вчерашнего марш‑броска все мышцы ныли, требовали хорошей разминки. Но с этим, похоже, придется погодить.

Ковшов ждал меня на крыльце, прохаживаясь от одних перилец к другим и бросая рассеянные взгляды окрест. Лагерь был пуст, чист, будто бы вымер. Ни единого движения у казарм, на плацу, у бетонных боксов с автомобилями и бронетехникой.

Лишь вдалеке, возле будки КПП, солдаты из ночного караула мели дорожки.

Ковшов был чисто выбрит, подтянут и мрачен, как носорог.

– Мне нужно кое‑что тебе рассказать, – сообщил он. – Но сначала хочу спросить.

Ты сказал вчера, что я офицер новой формации. Которая тебе непонятна. Что тебе непонятно?

– Охренел?! – возмутился я. – Ты меня поднял, чтобы спросить об этой фигне?

– Это не фигня. Я долго думал о смысле жизни… – Как?! – поразился я.

– А что? – удивился Ковшов.

– Ничего. Не обращай внимания, я еще не проснулся. Значит, ты думал о смысле жизни. И что придумал?

– Возрождение России начнется с армии. Но сначала должна возродиться сама армия.

Дух армии – железная дисциплина. Верность долгу. Офицерская честь. Офицерами всегда были лучшие люди России. Не так, скажешь?

До чего же приятно разговаривать на такие темы без двадцати шесть утра!

– В старой России офицерами были дворяне, – сказал я, с трудом подавляя зевок. – Самая образованная часть общества, это верно. Но лучшая? Не уверен. А в советские времена в офицеры шли те, кто уже в восемнадцать лет высчитывал, какая у него будет пенсия по выслуге.