В меркнущем сознании Марибор различил девичий пронизывающий стон, повернулся на звук. Обнажённая Вагнара лежала на шкурах, бесстыдно раскинув ноги, над ней, срываясь в дикое рычание, нависал Оскаба. Княжича перекосило от испытываемого отвращения, он опустил голову, посмотрел на себя, но то, что увидел, выглядело ещё отвратней. Рассудок его потух, но проваливающееся в безвременье сознание ухватило блаженный крик княженки.

Когда он очнулся вновь, то жара уже не было, прохлада витала в воздухе, трогала слипшиеся волосы, гладила по воспалённой коже и открытой ране, занимающей половину его тела. Туго опоясывала боль, она жадно обгрызала плоть и рёбра, словно голодная крыса. Мир слился в одну сплошную тьму. До слуха докатывались голоса степняков, и Марибор распознал, что те сворачивают лагерь, собираются впуть, торопясь покинуть становище. Княжич попытался разлепить ресницы и пошевелился, но приступы рези оглушили и снова утянули в пучину беспамятства и тьмы.

Мгла развеялась, и в сером холодном небе мелькнули снежинки. Они плавно и легко опустились на щёку Марибора и тут же растаяли, напоминая, что он снова в Яви и лежит на влажной, остывшей земле, вернувшийся из глубоких вод Навь-реки.

— Поднимайся, застынешь, — поторопил Творимир отрока. Нетерпение сквозило в серых глазах волхва, сверкающих льдистыми осколками. Наставник заговорил громче, окончательно выдёргивая Марибора твёрдым гортанным голосом из небытия.

— Что ты видел? — вновь спросил он, помогая подняться на ноги.

— Ничего, — руки Марибора покалывало иголками, к ногам кровь прильнула не сразу, и не сразу он стал чувствовать их. — Я слышал…

Старик обхватил его за плечи и встряхнул.

— Говори, чадо, не испытывай моего терпения, — потребовал он.

— Я слышал голоса людей. Далеко отсюда, там очень холодно. Мара уже пришла в другие деревни. Я слышал её голос — он трескучий, как лёд, — сказав это, Марибор со смертным холодом вспомнил, как его пронизывала невыносимая мучительная тоска и одиночество.

Творимир долго смотрел на ученика, изучающе и внимательно, неотрывно, пытаясь что-то выведать, вытянуть. Губы его дрогнули в тёплой улыбке. Волхв отвёл глаза, но быстро вернул взгляд на отрока.

— Пошли, нам пора.

Отпустив поклон двуликому Богу, они спешно покинули капище.

Теперь волхв шёл намного бодрее, переставляя посох, выковыривая им клочки земли с прелой листвой. Теперь было хорошо заметно, что Творимир прихрамывает на одну ногу. И не потому, что страдал спинной болью, он был рождён таким — одна нога короче другой.

— Горислав слабый, — забормотал волхв. — А ты, ты можешь многое. Ты сильный. Ты станешь князем.

— Нет, — Марибор резко остановился.

— Что? — насторожившийся было волхв, мгновенно смягчился, но Марибора было не обмануть. Старик напрягся.

— Мой брат станет князем. Он правитель и первый наследник.

Окаменевший Творимир тягуче и с сомнением посмотрел на отрока.

— Земля, трава, деревья, реки и поля — всё это наше. Если настигнет враг, разве не пойдёшь вступаться за родную землю?

Марибор охладел, обидные слова волхва глубоко тронули.

— Пойду, — сжал он упрямо губы.

— Люди, увидев твою силу, встанут за тебя. Боги и народ выбирают правителей, а не вожди друг друга, потомки коих могут рождаться уязвимыми. Недаром обряды совершаются и вече собирают, чтобы решить это. Потому слушай меня, чадо, заветы предков чти, они ведут к Прави. Отец твой, Славер, князь Волдара, Горислав — старший сын его, а ты внебрачный ребёнок, но рождённый в ведовстве. Славер воздвигает другую крепость, для тебя.