Соколов не слушал причитания пленника. Он повернулся к своим спутникам и указал пальцем на танки:

– Надо срочно осмотреть танки, но осторожно, там должно быть огромное количество тротила. Все ящики, которые днем видел Руслан, внутри техники.

С фонариком они проверили бронированные внутренности: так и есть, постовой не соврал. В каждой машине все пространство загромождено тарой с опасным грузом, подожги запал, и все взлетит на воздух за несколько минут. Первая мысль у Алексея и была такой – взорвать танки вместе с гаражом и немецкой техникой. Но следом словно холодной водой отрезвили вопросы. А что будет с деревней, взрыв ведь заденет и жилые избы. Да и для армии вермахта урон небольшой, техника рядом с ремонтным цехом неисправная, людей, кроме постового, в здании нет. А вот на поиск поджигателей немцы бросятся, могут мирных жителей казнить в отместку или пустить по следам танкистов собак. С тяжелыми канистрами по рыхлому снегу будет нелегко уходить от дозора. Нет, слишком рискованное решение. Соколов вернулся к пленному:

– Сколько человек будет управлять танками?

– Трое, трое, господин офицер, им даже в казарме отвели специальный уголок, повесили занавески и кормят на убой офицерским пайком. За то, что они отдадут свои жизни фюреру.

– Во сколько завтра вы выступаете в марш?

– Этого я не знаю, господин офицер, я человек маленький, обычный рядовой, стрелок.

– Координаты, куда выдвинется соединение? Сколько личного состава? Какая техника в сопровождении?

– Отдельный батальон стрелков готовится к дислокации, с ними огромная пушка. Это все, о чем болтают в казарме. Я рассказал все, что знаю. Умоляю, вы обещали оставить мне жизнь.

– Что он говорит? – не утерпел Руслан. Ему так и хотелось с размаху всадить во фрица кинжал, отомстить за каждого русского воина, за каждого мирного жителя, которых безжалостно уничтожила армия Гитлера во время войны. А особенно за его невесту, Людмилу, санинструктора, что погибла во время авианалета. Душевная боль не уменьшилась со временем, и каждый раз при виде врагов Омаева разрывала изнутри горячая ненависть – пускай каждый из них заплатит жизнью за то, что пришел в его страну с оружием.

Соколов нахмурился:

– Отставить, Омаев, я пообещал ему, что оставлю в живых за информацию о танках. Хотя проку от него мало. Он не знает, когда и куда направится батальон немецкой пехоты в сопровождении танков. С ними точно будет расчет ПВО с орудием. Надо обследовать машины изнутри, может быть, найдем карту с маршрутом.

– И что будем делать тогда? – Логунов вскрыл последнюю бочку, принюхался. – Тоже бензин, ни керосина, ни солярки. Две канистры только топлива нашлось, еще столько же надо. Может, с «тридцатьчетверок» сольем?

– Слить топливо, взрывчатку уничтожить… Немцы новую доставят, хоть и не быстро, но привезут грузовиками, – вслух размышлял командир, пока поднимался на борт первого танка.

Возле места механика он нашел то, зачем полез в отделение управления, – вместо радиостанции, вырванной с корнем, лежала карта, где был нарисован будущий маршрут. Карта отличалась от той, что лежала в его офицерской сумке, новой отметкой. На карте, приготовленной для немецкого механика-водителя, широкая дорога для сельскохозяйственной техники, что вела от деревни до близлежащих сел, ответвлялась широкой просекой через лес.