|
– Да, я знаю, – ответил сдавленно мистер Дедал. – Она сейчас на небе, если только есть небо. Корни Келлехер шагнул в сторону и пропустил остальных вперед. – Печальные события, – учтиво заговорил мистер Кернан. Мистер Блум прикрыл глаза и дважды скорбно покивал головой. – Все остальные надели шляпы, – заметил мистер Кернан. – Я думаю, и нам тоже стоит. Мы последние. Это кладбище коварное место. Они покрыли головы. – А вам не кажется, что его преподобие отслужил слишком скоропалительно? – сказал с неодобрением мистер Кернан. Мистер Блум солидно кивнул, глянув в живые глаза с красными прожилками. Скрытные глаза, скрытные и обыскивающие. Видимо, масон: точно не знаю. Опять рядом с ним. Мы последние. В равном положении. Авось, он что-нибудь еще скажет. Мистер Кернан добавил: – Служба Ирландской Церкви [419 - Ирландская церковь – ирл. ветвь англиканской церкви со службою поанглийски. Том Кернан, согласно рассказу «Милость божия», некогда перешел из этой церкви в католичество, но сохранил, как видим, предпочтение к ней.], на Иеронимовой Горе и проще и более впечатляет, я должен это сказать. Мистер Блум выразил сдержанное согласие. Язык, конечно, многое значит. Мистер Кернан торжественно произнес: – Я есмь воскресение и жизнь . Это проникает до самой глубины сердца. – Действительно, – сказал мистер Блум. Твоего– то может и да но какой прок малому в ящике шесть футов на два с цветочком из пятки? Ему проникает? Седалище страстей. Разбитое сердце. В конечном счете насос, качает каждый день сотни галлонов крови. Потом в один прекрасный день закупорка, и ты с концами. Их тут вокруг навалом: кишки, печенки, сердца. Старые ржавые насосы -и ни черта больше. Воскресение и жизнь. Уж если умер так умер. Или идея насчет страшного суда. Всех вытряхнуть из могил. Лазарь! иди вон. А пошла вонь, и трюк провалился. Подъем! Страшный суд! И все шныряют как мыши, разыскивают свои печенки и селезенки и прочие потроха. Чтоб все до крохи собрал за утро, так твою и растак. Ползолотника праху в черепе. Двенадцать гран ползолотника. Тройская мера [420 - Тройская мера – мера веса для драгоценных металлов.]. Корни Келлехер пристроился к ним. – Все было экстра-класс, – сказал он. – А? Он искоса поглядел на них тягучим взглядом. Грудь полисмена. С твоим труляля труляля. – Как полагается, – согласился мистер Кернан. – Что? А? – переспросил Корни Келлехер. Мистер Кернан повторил. – А кто это позади нас с Томом Кернаном? – спросил Джон Генри Ментон. – Лицо знакомое. Нед Лэмберт мельком оглянулся назад. – Блум, – ответил он. – Мадам Мэрион Твиди, та, что была, вернее, она и есть, певица, сопрано. Это жена его. – А, вон что, – протянул Джон Генри Ментон. – Давненько я ее не видал. Была эффектная женщина. Я танцевал с ней, постой-ка, тому назад пятнадцать – семнадцать золотых годиков, у Мэта Диллона в Раундтауне. Было что подержать в руках. Он оглянулся в конец процессии. – А что он такое? Чем занимается? Он не был в писчебумажной торговле? Помню, я с ним расплевался как-то вечером в кегельбане. Нед Лэмберт усмехнулся: – Ну как же, был. Пропагандист промокашек. – Бога ради, – посетовал Джон Генри Ментон, – и что она вышла за этого гуся лапчатого? Ведь какая была, с изюминкой, с огоньком. |
