-  Значит,  мистер  Дрейк  торгует  и  наркотиками?   -   неосторожно

интересуюсь я.

     - О-о-о, этого я не сказала! - предостерегающе поднимает руку Дорис.

     Потом нагибается ко мне поближе и негромко предупреждает:

     - Здесь, на этой  улице,  мистер  Питер,  есть  вещи,  о  которых  не

говорят.

     Или в эту минуту, или позже -  словом,  в  самый  разгар  беседы,  на

лестнице слышен зов:

     - Дорис, где ты?

     - Брат зовет, - поясняет моя собеседница, чтобы я не подумал, что  ее

ищет любовник. - Пойду сменю его, а то ему потом сидеть на  дежурстве  всю

ночь.

     И, одним духом опорожнив стакан, чтоб виски не пропадало  зря,  Дорис

желает мне спокойной ночи и выбегает из комнаты.

     Спокойной  ночи.  В  комнате   с   ободранной   мебелью,   навевающей

безграничную тоску. На улице, где много такого, о чем  не  говорят.  Перед

лицом неизвестности, таящей такое, чего пока угадать нельзя.

     Спокойной ночи.

     Уже две недели я прогуливаю новый костюм по Дрейк-стрит. Раз утром  в

закусочную, где я допиваю свой кофе, врывается слегка запыхавшийся  Боб  и

сообщает, что шеф  немедленно  требует  меня  к  себе.  Немедленно  значит

немедленно, и коренастая горилла стоит и ждет, чтобы я поднялся со  стула,

после чего ведет меня в генеральный штаб.

     Кабинет Дрейка и вправду похож на штаб: кроме шефа,  здесь  находятся

Бренда, Райт, Милев и  еще  какой-то  тип,  которому  далеко  за  сорок  и

которого все присутствующие называют мистером Ларкиным.

     На этот раз Дрейк обходит мое умение воскресать. Он просто  указывает

на кресло и поясняет:

     - Садитесь и слушайте, Питер. Слушайте внимательно, потому  что  вам,

возможно, придется взять слово.

     Я сажусь,  закуриваю  сигарету  -  собственную,  а  не  из  ониксовой

шкатулки - и превращаюсь в  слух.  Говорит  Майк  Милев.  По-видимому,  он

только начал свое выступление, и я вряд ли упустил что-нибудь важное.

     - Мистер Дрейк совершенно прав: поездка Райта не принесла успеха,  но

я же не мог знать, что мои приятели,  все  трое  (значит,  был  и  третий,

отмечаю я) окажутся такими трусами, что поделаешь, с годами люди меняются,

и с этими тремя у меня уже давно нет контактов, но, как я уже неоднократно

вас информировал, связи у меня там весьма широкие, исключительно  широкие,

да что делать, если большинство моих людей не знает английского, а те, кто

знает, оказались непригодны для дела...

     Вышеприведенный абзац - весьма сокращенная версия его монолога. Милев

говорит с излишней горячностью, и поскольку торопится - делает  ошибки,  а

сделав ошибку, старается ее исправить, а  поскольку  по-английски  говорит

плохо, то и поправки не помогают, так что слушать его утомительно, и Дрейк

наконец замечает:

     - Покороче,  Майк.  И  не  увлекайтесь  пояснениями,  потому  что  вы

забываете главное.