мне, например, даже такое обычное приветствие не полагается, хотя оба  они

прекрасно знают, что их шеф - и мой шеф.

     А может, именно поэтому оба смотрят сквозь меня  как  сквозь  стекло.

Для них я - всего лишь неизвестно откуда взявшийся  выскочка.  А  выскочки

вызывают неприязнь во все времена и на всех меридианах.

     Сытный обед у итальянца навевает мечтательное настроение, и я начинаю

грезить  об  обширных  прериях,  то  бишь  простынях  обширной  кровати  в

"Аризоне",  куда  и  отправляюсь.  Поднявшись  к  себе  в   номер   приняв

горизонтальное положение, я просматриваю дневной  выпуск  газеты.  Вернее,

пробегаю только заголовки, ибо по опыту знаю, что коварная  дремота  скоро

одолеет меня. А содержание газеты подождет до вечера. Как известно,  вечер

- самая тягостная часть дня в скучной гостинице и в чужой стране.

     Часа в четыре я отправляюсь  в  закусочную  и,  чтобы  приободриться,

выпиваю чашку кофе. Затем произвожу очередное нарушение закона  -  покидаю

Дрейк-стрит и располагаюсь на скамейке в  сквере.  Мои  наблюдатели  давно

свыклись с этими нарушениями и смотрят на них сквозь  пальцы,  потому  что

спокойно могут следить за мной через окно закусочной и между делом сыграть

партию в покер.

     Вытянув ноги, я сижу на скамейке и веду наблюдение,  объект  которого

не имеет ничего общего с моими профессиональными интересами.  Это  -  дети

квартала. Они играют в классики или катаются на  велосипедах  по  дорожке.

После прокопченного желоба Дрейк-стрит эта картина в самом  деле  навевает

душевный покой.

     Затем, если мне уже окончательно нечего делать и окончательно надоело

торчать в кафе с красоткой из Реммон-бара,  я  одолеваю  несколько  метров

тротуара до ближайшего клуба и спускаюсь в розовый полумрак, чтобы  выпить

дозу виски под  звуки  очередной  стрип-мелодии.  Что  касается  солистки,

исполняющей  вечный  номер  программы,  она  так  же  неинтересна,  как  и

глазеющие на нее из зала самцы. Вечный номер обнажения  плоти...  А  плоть

жалка, как утверждают французы.  Особенно  та,  которую  предлагает  своим

клиентам Дрейк-стрит. В ее клубы нанимаются либо  впавшие  в  лютую  нужду

студентки,  привлеченный  возможностью  заработать   лишний   фунт,   либо

труженицы тротуара,  они  двигаются,  как  автоматы,  и  раздеваются,  как

автоматы, в ритме неизменного бурлеска.

     Потом - опять захожу к итальянцу. Потом - опять "Аризона". Если Дорис

не дежурит внизу, я приглашаю ее  в  номер,  угощаю  стаканчиком  виски  и

завожу разговор. По вопросам быта Дрейк-стрит Дорис - куда более полный  и

надежный источник информации, чем годовая подшивка "Таймса".

     - Вы - замечательная женщина, Дорис, - говорю я, чтобы расположить ее

к себе. - Здоровый дух в здоровом теле - вот что вы такое.

     - О, вы ужасный льстец, мистер  Питер,  -  отвечает  Дорис  и  слегка

розовеет.