– Гостиная у нас вот тут, налево от вас. – Крамер неопределенно махнул рукой в сторону двери. – Устраивайтесь поудобнее, а я через минуту вернусь.

Толкнув дверь, Донован вошла в небольшую, выдержанную в кремовых тонах комнату. Здесь стоял гарнитур – диван и два кресла, а пол застилал толстый, от стены до стены, ковер. Гостиную, видать, обставляла мать Джеммы, подумала Сэм; не мог же Крамер выбрать эти бежевые, в темно‑бордовую полоску шторы с изящными шнурами, а уж тем более репродукции гравюр с цветами и растениями, развешанные по стенам. Дорогой телевизор занимал почетное место: напротив дивана, на стеклянной, отделанной хромом подставке, рядом с высокой полкой, где стояло несколько подувядших растений в горшках, фотографии в позолоченных рамках и располагалась коллекция дисков.

Донован подошла к полке. Взгляд ее привлек снимок хорошенькой юной девушки с длинными блестящими каштановыми волосами. Снимок школьный: девушка была одета в темно‑синий кардиган поверх блузки в сине‑белую клетку, волосы забраны назад «лентой Алисы» – цветной головной повязкой. Надпись под снимком поясняла: «Католическая женская школа Священного Сердца», внизу стояла дата – снимок был сделан в прошлом году. Это, конечно, Джемма. На снимке девочка выглядит лет на двенадцать, улыбка у нее наивная и открытая, как у ребенка, – никакой неловкости подростка. Донован вспомнилось, как сама она, начиная с пубертатного возраста, вечно пряталась от камеры или строила рожи, чтобы скрыть смущение, всякий раз, как камера застигала ее врасплох: она знала, что обязательно будет недовольна конечным результатом.

Только она успела перевести взгляд на фото двух нахальных на вид мальчишек, как в комнату вошел Крамер, неся в каждой руке по чашке чая.

– Это Патрик с Лайэмом, – пояснил он, передавая ей чашку, и, прихватив свою, тяжело плюхнулся на диван, скрестив ноги под небольшим стеклянным журнальным столиком. – Мои сыновья, Джеммины единокровные братья. Пришлось отправить их к бабушке, пока Мэри не оправится немножко. Она щас ничем не может заниматься.

Донован, устроившись в уютном кресле, вынула из сумки блокнот с ручкой:

– Вопрос чисто формальный. Пожалуйста, скажите мне, где вы находились в среду днем?

Оскорбленный в лучших чувствах, Крамер мгновенно ощетинился:

– Я? При чем тут я‑то?

– Да ведь вопрос всего лишь для проформы. Ну знаете, так заведено. Мы должны расставить все точки над «i».

Донован отхлебнула чай, крепкий, вкусный, и тут же почувствовала себя лучше.

Нехотя смирившись с объяснением, Крамер медленно кивнул и сказал:

– Почти до пяти часов я пробыл в аэропорте Гатуик. Должен был забрать постоянного клиента, но прилет его рейса задерживался.

Он назвал имя клиента и дал номер его телефона, Донован все записала и продолжила:

– А теперь, пожалуйста, расскажите подробнее о Джемме. Значит, вы ее отчим…

– Правильно.

– Вы – ирландец? – спросила Сэм, стараясь отвлечь его, чтобы он немного успокоился после вспышки гнева.

– Я что, говорю, как чертов ирландец?!

– Нет, но… Патрик, Лайэм…

Донован не могла понять, отчего Крамер встречает в штыки каждое ее слово.

Он покачал головой, перебивая ее:

– Это все Мэри. Она из Корка, хотя приехала в Лондон, когда ей было всего десять. А лично я родился и вырос в Лондоне, на площади Слона и Замка.

– А кто отец Джеммы? Биологический, в смысле.

– Мик? Он – да, он чертов ирлашка. У них с Мэри любовь началась еще в детстве, но как только она забеременела, он при ней ненадолго задержался.