Но если только он не блестящий актер, то, по‑моему, девочку он искренне любил. Странно, конечно, что он решительно не желает воспринять тот факт, что смерть ее подозрительна. Будто бы у него уже сложилось твердое мнение, как оно все случилось…
– …или ему точно известно, что именно случилось.
– Нет, я не верю, будто он мог причинить ей вред. Или допустить, чтобы кто‑то из его друзей сотворил с ней худое.
Тарталья внимательно взглянул на Сэм. По выражению ее лица он понял: она сказала не все.
– Продолжай, не тяни.
Донован нянчила свой почти пустой стакан, взбалтывая коричневую жидкость.
– Я почти уверена, Крамер что‑то утаивает. Вот только никак не могу сообразить что. Все кручу и верчу в уме наш разговор, но не могу ни во что ткнуть пальцем. Говорил он вроде как искренне, ни одно его слово, ни один жест не показались мне фальшивыми. Но знаешь, после того как мы попрощались… Я уже отъезжала, и он расслабился, видно, решил: ну все, я с ним закончила. И тут я засекла кое‑что, какой‑то промельк в его лице. Словно бы радость: ага, фокус удался! – Донован допила пиво и скорчила гримаску. – А может, это все мои смешные фантазии.
Тарталья покачал головой. Чутье никогда не подводило его напарницу.
– Сомневаюсь. А давай‑ка вызовем его в полицию. Оформим все официально, а при опросе поднакалим атмосферу.
– Он себя мнит, похоже, крутым парнем – молотком не прошибешь. Или, возможно, считает, раз я женщина, обдурить меня проще простого. Не понимаю только одного: если он так любил Джемму, так чего рвется защитить человека, который девочку угробил? – Устало вздохнув, Донован встала. – Еще по пинте?
Тарталья отрицательно помотал головой, наблюдая, как она шагает к стойке. Крамер был не первый, кто недооценил Донован. Ее миниатюрность и открытое выражение лица вводили в заблуждение людей: ой, какая наивная и хрупкая девушка! Даже если ей не нравится производимое впечатление, исправить его нелегко. Высокие каблуки и накрашенные губы не решение проблемы. Тарталья уважал Донован за то, что она ведет себя так, будто внешность ничего для нее не значит, хотя и знал, что это не так. Сейчас она что‑то немного дергается – и не только из‑за Крамера. Хотелось бы знать, в чем причина. Быть может, уловила разряды раздражения и ревности, что проскакивали между ним и Блейк? Меньше всего его хотелось попасть на язык сплетникам в своем отделе, тем более сейчас, когда «роман» уже закончился. Правда, Донован, в отличие от некоторых коллег, отнюдь не расположена к сплетням. Про ее личную жизнь Тарталье было мало что известно; он знал, что некоторое время назад около нее крутился некий парень по имени Ричард. Но теперь в их разговорах это имя больше не мелькает, а расспрашивать специально, рискуя показаться излишне любопытным, Тарталья не собирался. Да и чего он накручивает? Может, Сэм дергается просто из‑за того, что ей охота закурить, хотя она и бросила?
Через минуту Донован вернулась, неся низкокалорийный тоник со льдом и лимоном.
– Выпью‑ка лучше чего безалкогольного. Иначе окажусь под столом: я ведь сегодня толком ничего не ела, – пояснила она и с наслаждением отпила.
– Что тебя грызет?
Девушка улыбнулась:
– По словам Крамера, у Джеммы не было никакой личной жизни. Он сказал, она не интересовалась мальчиками. Мне показалось, будто он и сам всерьез верит в свои слова, а не рассказывает мне сказки.
– А твое мнение?..
– А я вспоминаю то, что нам рассказала миссис Брук. Она твердо уверена в том, чему стала свидетельницей. Как я тебе уже говорила, она производит впечатление очень даже сообразительной и наблюдательной леди – для ее‑то возраста. И еще, я навела о ней справки у викария – она регулярно посещает церковь Святого Себастьяна, – и он заверил меня, что на ее слова вполне можно положиться. |