– Выключи ты к черту звук! – взмолился через несколько минут Тарталья, обернувшись к Уайтмену. – А то мне не слышно, как я думаю.

Потянувшись, Уайтмен поиграл с клавишами, и заставка погасла.

С минуту Донован отсутствующим взглядом смотрела на экран: в мозгу у нее клубились слова, которые она только что прочитала. Ей казалось, что она слышит, как сквозь монотонные строчки букв звучит со страницы голос Джеммы, рассказывающей о своем одиночестве и дома, и в школе. О том, как одноклассники третируют ее, как никто ее не понимает, как безразличны к ней мать и отчим. Словами высказано было все детскими, тон жалобный и трогательный. От ответов мужчины по имени Том по контрасту веяло холодностью и рассудочностью.

Обхаживание девочки велось тонко, по нарастающей, виток за витком накручивались вкрадчивые доводы, уговоры. Донован снова опустила глаза на листок, сосредоточившись на нескольких строчках послания Тома к Джемме, напоминающих стишата дешевенького шлягера. Но пусть от их банальности скулы сводило, просчитано все точно: именно такие слова трогают сердце наивной молоденькой девушки. Том прибегал к любым средствам, лишь бы зацепить Джемму, поглубже вползти к ней в душу. Точно в музыкальном произведении, эмоциональная напряженность его мейлов то нарастала, то падала: порой они били мощью и драматизмом, порой становились тихими, сдержанными и чуть ли не официальными. Но все их пронизывал единый лейтмотив – самоубийство. Они двое – несчастные, родившиеся под несчастливой звездой возлюбленные, как Ромео и Джульетта; весь жестокий мир ополчился против них. Том досконально постиг психологию Джеммы и искусно манипулировал чувствами девочки.

Многих подростков притягивает смерть. Но то, что у Джеммы забрезжило всего лишь как абстрактная идея, как крик детской души, – желание убить себя, Том настойчиво, неумолимо переводил в реальность. Тут являло себя зло в самом его беспримесном виде.

Хотя Донован было уже под тридцать, она еще помнила чувство отчужденности и отчаяния, какие испытывает подросток; правда, в ее случае они не были настолько уж острыми. Ей вспомнилась девочка по имени Аннета, та жила по соседству от нее в Туикнеме, где росла Донован. Однажды, ни с того ни с сего, Аннета зашла в свою спальню, заперла дверь и повесилась. Родные и друзья Аннеты ходили потрясенные, ни у кого не нашлось объяснения, отчего она вдруг совершила такое. Она казалась вполне обычной счастливой четырнадцатилетней девочкой, все у нее было впереди, и вдруг она убивает себя. Донован, которой было тогда двенадцать, недоумевала не меньше других. Образ Аннеты долго преследовал ее: с длинными светлыми волосами и густой челкой, она диковинной тряпичной куклой висит в своей комнате.

Просмотрев последние несколько страниц распечатанных мейлов Джеммы, Донован стала читать последний, присланный Томом накануне гибели девочки.

Милая Джемма,

все готово, и любовь нетерпелива. Меня так и тянет позвонить тебе домой, но я понимаю, как это рискованно. Позволь еще раз уверить тебя, повторить, как сильно я хочу тебя. Не волнуйся ни о чем. Все пройдет отлично, вот увидишь. Доверься мне. Буду ждать тебя у дверей церкви в четыре часа. Не опаздывай и не забудь принести кольцо – я тоже приготовил для тебя кольцо, очень красивое. Оно принадлежало моей матери. Кольцами мы обменяемся, когда произнесем наши клятвы. И оставь записку матери, не забудь. Текст я тебе присылал. Перепиши его своим самым красивым почерком, однако не оставляй на слишком видном месте. Нам же ни к чему, чтобы записку нашли, прежде чем мы закончим дело.

Поверь мне, другого выхода нет. Если ты тоже хочешь меня – то нет.