– Сразу после шести, когда зашли прибрать церковь к вечерней службе.
– Стало быть, между четырьмя и шестью сюда не заходил никто?
Она помотала головой:
– По словам Даффи, викарий оставляет церковь незапертой для молящихся. Но обычно днем тут пусто. Не думаю, чтоб сюда валом валили верующие или туристы.
Тарталье показалось крайне странным, что церковь оставляют без всякой охраны, тем более что посещают ее явно редко. Любопытно, что привело сюда девушку? Случайно забрела? Или она и ее спутник знали, что церковь оставляют незапертой?
– Как нам подняться на галерею? – спросил он.
– Иди за мной. – И Донован подошла к узкому сводчатому проходу сбоку от кафедры проповедника.
Когда она отодвинула тяжелую красную бархатную штору, взметнулось облако пыли, в столбе лившегося сверху солнечного света заплясали пылинки. Пошарив за шторой, она включила несколько лампочек, осветились лестница и галерея.
Тарталья начал подниматься по высоким крутым пролетам, Донован, пыхтя и отдуваясь, поспевала следом.
– Слушай‑ка, тебе на самом деле пора бросать курить, – заметил он, когда она наконец добралась до верха.
Донован улыбнулась, никак не в силах отдышаться:
– Кто бы говорил! Тоже мне советчик нашелся. Знаешь, я попробовала никотиновые пластыри. Только мне кажется, теперь я подсела на них.
– Я тоже пробовал – никакой пользы. – И Тарталья машинально сунулся в карман за сигаретами.
Донован бросила на него иронический взгляд.
Он отвернулся, оглядывая галерею. Органные трубы и сиденья для певчих, больше ничего. Тарталья подошел к балюстраде и обеими руками схватился за массивные деревянные перила, стараясь определить, не шатаются ли они где. Однако сооружение под рукой оказалось крепче камня. И высота балюстрады добрых четыре фута. Упасть отсюда случайно девушка ну никак не могла бы. Тарталья глянул на большое зеленое пятно далеко внизу. Сейчас пол полосовали красные и золотистые лучи, и он представил, как она лежит там, маленькая темная фигурка, разбившаяся о мраморный пол. Тарталья пока ничего не знал о ней, кроме одного: смерть ее была мучительна и ужасна.
– Признаки борьбы имеются? – обернулся Тарталья к Донован.
Та кивнула:
– Нашлось несколько клочков длинных волос у края балкона, возможно, с головы Джеммы. Выдраны с корнями, так что есть возможность сравнить ДНК. Обнаружились также потеки свечного воска и ладана и пятна на полу, вроде как от красного вина.
– Ну, мы все‑таки в церкви, – пожал плечами Тарталья. – Криминалисты уверены, что следы недавние?
– В понедельник вечером состоялась репетиция хора, но во вторник утром пол помыли. Викарий утверждает, что с тех пор на галерею никто не заходил. Образцы посланы на экспертизу, и скоро к нам придут результаты.
Комбинация ладана, свечного воска и вина тут же навела Тарталью на мысль о мессе или каком‑то другом ритуале. Может, тут занимались черной магией или проводили какую‑нибудь иную церемонию? Юная девушка и зрелый мужчина. Хотя прямых свидетельств сексуального насилия не обнаружено, наличие гидроксибутирата в крови Джеммы – сигнал тревожный. Название этого наркотика все чаще мелькает в делах об изнасилованиях на романтических свиданиях. Тарталья задумался: имеется ли подтекст в выборе церкви в качестве места смерти? Стала ли Джемма добровольной участницей неведомых ритуалов, или ее принудили? Кто дал ей наркотик? Мужчина, которого видела миссис Брук? Отбивалась ли девушка? Надо надеяться, что после вскрытия они получат новые улики. Главный вопрос сейчас – куда подевался мужчина?
– Если ты вдосталь насмотрелся, пора двигаться, – окликнула Донован и бросила взгляд на часы. – У нас буквально через полчаса встреча с патологоанатомом. |