Двадцатилетняя Нэнси, любезно взявшаяся проводить гостя до консерваторию общежития на собственном автомобиле, вернулась через пятнадцать минут ее щеки пылали от негодования. «Он сумасшедший», коротко объяснила она ситуацию, не пожелав углубляться в подробности.

Ну что было рассказывать, если странный парень, молча спустившийся с ней к гаражу и спокойно ждавший, пока Нэнси заведет и выкатит на улицу машину. просто-напросто забыл про девушку. Он не узнал ее! И опасливо пустился прочь, когда Нэнси, притормозив рядом, распахнула дверцу. Она почувствовала себя дешевкой, пристающей к пугливому юнцу. Разве могла знать Нэнси, как далеко в музыкальные дебри забрался оставленный ею на пять минут парень, и каким непростым было его возвращение!

…Бал Святого Валентина открывался концертом. В зале консерватории, украшенном по случаю праздника влюбленных весьма легкомысленно, все искрилось и блестело, словно в каком-то развлекательном клубе с дешевым стриптизом с потолка свисали гирлянды воздушных шаров в форме сердец, строгая сцена, превращенная в эстраду, сверкала занавесом из серебристой канители, а вращающийся зеркальный шар и разноцветные прожекторы придавали полутьме карнавальное легкомыслие.

Концерт был, конечно, шуточным, состоящим из пародий, имитаций модных певцов, негритянских, мексиканских и китайских исполнителей, шаржей на знаменитые оперные дуэты. Тед Андерс заявил о своем участии весьма сдержанно «попурри из опер Моцарта», нечто веселое и не слишком легкомысленное.

Его удостоили чести открыть вечер. В зале галдели и смеялись студенты, разгоряченные предстоящим весельем. На столах уже красовались живописные композиции легких закусок, фруктов, сладостей и шипучих безалкогольных напитков. В сверкающем полумраке девушки казались очаровательными: почти все явились на праздник в вечерних платьях. Кто-то взял туалет напрокат, кто-то сочинил наряд сам, а для некоторых весьма состоятельных учениц бальное платье было привычной формой одежды. Разнообразие расцветок и украшений, затянутая в рюмочку талия, открытые плечи или перчатки превратили невзрачных «однокашниц» в зачарованных принцесс.

Теду, смотрящему через серебристый «дождь» занавеса в зал, вдруг стало невероятно весело. Он не мог сдержать смеха, когда неожиданно для себя после серьезного начала из «Продавца птиц» незаметно перешел на входящий в моду джаз. Всплеск аплодисментов и свистков поддержал дерзкую шутку и Тед хорошо представил себе негодование профессуры как это лучший ученик мог докатиться до того, чтобы изуродовать отвратительными и крамольными в этих стенах джазовыми шуточками бессмертные произведения классиков?

Выступление Андерса вызвало бурю восторга у студенческой братии и столь же мощное негодование в преподавательском кружке. Взлетев на сцену, директор лично обнюхал обнаглевшего пианиста и остался разочарован Тед был абсолютно трезв.

Но задиристый кураж не покидал его. И когда в полутьме начавшихся танцев к Теду подошла незнакомая девушка и, сделав старомодный книксен, пригласила его на фокстрот, Тед и не подумал отказываться. Ему даже не пришло в голову, что он никогда прежде не пробовал танцевать.

Да это, в сущности, оказалось неважно, обняв друг друга, они топтались на месте, стиснутые со всех сторон танцующими парами.

— Я учусь по классу виолончели на четвертом курсе у Грега Макферсона… Сообщила девушка. Мы встречались с тобой на благотворительном концерте в доме престарелых… Ты аккомпанировал мне Гайдна…

— А-а-а… Ну, конечно, дуэт для виолончели и фортепиано! Вспомнил Тед. Вы совсем неплохо играли.

— Спасибо. Меня зовут Лилиан. Лилиан Орфс. Я без ума от вашего Шопена и Моцарта… В вашем исполнении есть нечто значительное и легкое одновременно… Я думаю, Тед, у вас большое будущее.

— Правда? оживился Теофил, не отличавшийся тщеславием и мечтали о карьере солирующего пианиста.