– Если человек может быть убийцей, вором, поджигателем, мошенником и трусом, то можно ли удивляться, что он ко всему прочему окажется и обманщиком? Нужно быть полным идиотом, чтобы ожидать чего‑либо другого...

Он снял веревки, с трудом поднялся на ноги, довольно нетвердо шагнул к девушке и небрежным движением взял из ее руки револьвер, затем очень мягко втолкнул ее в кресло и бросил револьвер на ее колени, а сам, ковыляя, вернулся на место.

– Не бойтесь, леди! – сказал он передернувшись от боли. – В данных обстоятельствах я никуда не двинусь. Кровообращение полностью нарушено. Не хотите ли взглянуть на мои ноги?

– Нет! – она кипела от гнева, виня себя за нерешительность.

– Сказать по правде, мне тоже не хочется этого делать... Ваша матушка еще жива?

– Моя матушка? – неожиданный вопрос выбил ее из колеи. – А почему это вас интересует?

– Я спросил об этом просто для поддержания разговора. Вы же знаете, как бывает трудно вести беседу, когда двое незнакомых людей впервые встречаются друг с другом. Ну, так как, жива ваша матушка или нет?

Марика коротко ответила:

– Да, но она не очень здорова...

– Догадываюсь...

– Почему вы так решили? И вообще, какое вам дело?

– Никакого. Я просто любопытен от природы.

– На какие красивые слова вы способны! – издевательский тон был вообще чужд ее натуре, но сейчас она превзошла себя. – Вот уж никак не ожидала этого от вас, мистер Дикин!

– Когда‑то я преподавал в университете. А там было очень важно внушить студентам, что вы намного умнее их. Вот и пришлось научиться говорить красивые слова. Итак: матушка ваша нездорова. Иначе почему к коменданту форта решилась поехать его дочь, а не жена? Ведь последнее гораздо естественнее. Лично я подумал, что ваше место у постели больной матери и, мне кажется, очень странным, что вам разрешили отправиться в форт зная, что там холера и что индейцы настроены враждебно. А вам это не кажется странным, мисс Фэрчайлд? По всей вероятности, ваш отец очень настойчиво просил вас приехать к нему, хотя один бог знает по какой причине. Он просил вас об этом в письме.

– Не буду отвечать на ваши вопросы! – ответила она, хотя было видно, что они заставили ее задуматься.

– Помимо всех тех недостатков, о которых упоминал шериф, у меня имеется еще один: нахальная настойчивость. Итак, в письме или нет?

Конечно, нет! Он послал вам телеграмму, – внезапно он переменил тему разговора. – Вы, видимо, хорошо знакомы с полковником Клэрмонтом, с О'Брайеном, не говоря уже о вашем дядюшке...

– Ну, знаете! – Марика снова сжала губы. – Это уж слишком!

– Спасибо! – Дикин допил виски, сел и принялся связывать себе ноги.

Это все, что я хотел знать. – Он поднялся, протянул ей вторую веревку и повернулся, скрестив руки за спиной. – Будьте столь любезны... Только не так туго, как было.

– Почему это у вас ко мне такой интерес и все эти вопросы? Я полагала, вам хватает и собственных неприятностей...

– Хватает, крошка, хватает! Я просто стараюсь отвлечься, – он скосил глаза на веревку, обхватившую его воспаленные запястья, и протестующе заметил:

– Полегче, пожалуйста, полегче!

Марика ничего не ответила, затянула последний узел, помогла Дикину сначала сесть, а потом и лечь на пол и удалилась, не проронив ни словечка.

Вернувшись в свое пустое купе, она тихо закрыла дверь и долго еще в задумчивости сидела на койке.

* * *

Лицо машиниста Банлона, освещенное отблесками яркого красного пламени, тоже было задумчиво.