Он и пошел было к двери, но, колеблемый какими-то сомнениями, остановился.
— Простите, Чжоу, — нерешительно произнес он. — Я не знаю... Следует ли мне быть откровенным... Я не хочу вас огорчать, но неужели вы не видите, что над вами смеются? Да, над вами смеются, а вы... Вы этого не замечаете!
— Надо мной? — с недоумением переспросил Чжоу. — Смеются?.
Крюков нервно прошелся по комнате.
— Хорошо, Чжоу, я буду с вами откровенен,— сказал он с несвойственной ему обычно горячностью. — Кто над вами смеется, удивляетесь вы? Да все! Вы слишком заняты собственными переживаниями и не обращаете внимания на окружающих. Конечно, какой-нибудь Григорьев относится иначе, он культурный человек. Но все эти... мальчики и девочки... Неужели вы думаете, что они всерьез питают к вам какую-либо симпатию? Да и Зина... Что привлекло ее к вам? Любопытство! Вы — китаец, диковинка...
Вряд ли можно было глубже задеть Чжоу.
— Неправда! — воскликнул он. — Зина мне и друг, и жена, и товарищ...
Крюков с сожалением посмотрел на Чжоу.
— Она смеется над вами! — воскликнул Крюков, и голос его задрожал. — Вы ведете себя, как добродетельный студент, а ваша Зина в это время...
— Я ничего не хочу слышать! — закричал Чжоу, на мгновение теряя самообладание.
— Вы это можете видеть! — насмешливо возразил Крюков.
И Чжоу вдруг согласился с ним.
— Хорошо, я увижу, — почти спокойно произнес он, стыдясь своей вспышки и в самом деле успокаиваясь оттого, что принял определенное решение. — Я пойду и увижу.
Он с шумом отодвинул попавшийся ему под руку.
— О нет, Чжоу, я не отпущу вас одного, — сказал Крюков. — Я провожу вас... Успокойтесь. Я буду счастлив, если ошибся...
И он заботливо снял с вешалки и подал Чжоу его серую фетровую шляпу.
XXI
— Здесь, — указал Крюков, останавливаясь на площадке лестницы перед квартирой Груза.
— Я знаю...
Чжоу кивнул и нетерпеливо застучал кулаком в дверь.
Перед ними появилась разгневанная Маша.
— Николай Семенович заняты, — заворчала она.
— Пустите!
Чжоу вошел в переднюю, и Крюков последовал за ним.
— Я подожду вас здесь, — сказал он, но Чжоу не слышал его, идя по направлению голосов, доносившихся из комнаты в коридор.
— Чего это он? — с недоумением спросила Маша. — К Николаю Семеновичу нельзя, сказано вам...
— Муж, — сочувственно и кратко объяснил Крюков.
— Ой, батюшки! — ужаснулась Маша. — Будет мне от хозяина...
— А вы уходите лучше отсюда, — посоветовал Крюков. — Разберутся без вас.
— И то, — согласилась Маша. — Уйти от греха...
Груз и Зина сидели за квадратным обеденным столом, покрытым синей камчатной скатертью, купленной Машей в поселковом магазине. Перед ними остывали стаканы с недопитым чаем, в вазочках лежали дорогие, но несвежие конфеты и печенье, — Груз не любил сладкого, — и выгодно отличались от сластей положенные на блюдо сдобные румяные ватрушки и аппетитный кусок холодной телятины, приготовленные Машей на ужин.
— Ты еще недостаточно культурна, чтобы работать без брака, — сказал Груз, но так и не докончил фразу.
В столовую вошел Чжоу.
Груз сидел спиной к двери и помешивал ложечкой в стакане. По левую руку от него сидела Зина, взобравшись с ногами на стул, и, подперев голову руками, слушала инженера.
— Зина! — не смог сдержать восклицания Чжоу и неловко замолчал.
Она испуганно бросилась к нему. |