Убежденная в своей правоте, Зина говорила без запинки, — она сама удивлялась тому, что ей совсем не приходится подыскивать нужные слова. Недоверчивый Золотницкий, вдумчивая Наташа, жизнерадостный Рыбников и непреклонный Ховрин — все они были увлечены речью Зины. Никогда еще она не высказывалась так ясно и убедительно. 

— Погубить хочешь?— закричал Халанский, с тревогой всматриваясь в членов комитета.

— Сиди, сиди, — жестко сказал Ховрин. — С завода тебя не гонят, учиться не мешают, но доверие ты потерял. Исправься. Ты у нас на глазах. Увидим. Но из комсомола тебя исключим.

XXIII 

Нарядная толпа заполнила улицы и тротуары. Здесь были юноши и девушки, их отцы и матери, старики и старухи. На всех были надеты новые платья, подкрахмаленные рубашки, выутюженные брюки. Как всегда, больше всего оживления вносили дети, они придавали празднику характер семейного торжества. Двери и окна домов и даже телеграфные столбы были украшены еловыми ветвями, над дорогой колыхались полотнища с приветствиями и лозунгами. В общей разноголосице то вспыхивали, то исчезали доносившиеся издалека звуки духового оркестра.

Жители поселка шли на физкультурный праздник, и если бы сторонний наблюдатель издали взглянул на множество идущих, он совсем не увидел бы дороги, — ее очертания определяли только движущиеся группы людей.

Ощущая себя частью всей этой возбужденной и радостной толпы, двигались Чжоу и Зина, и в такт отдаленной музыке взмахивала Зина рукой, отсчитывая свои шаги.

Дорога свернула к лесу, и за крутым поворотом открылся обширный стадион, наскоро устроенный в поле. Площадку, покрытую подстриженным дерном и предназначенную для игры в футбол, окружала гладкая дорожка для бегунов. За веревками, протянутыми между вбитыми в землю колышками, находились места для публики, под открытым голубым небом тянулся вверх амфитеатр узких деревянных скамеек, возвышались трибуны, выстроенные из теса, окрашенные яркой лимонной краской и украшенные гирляндами разноцветных флажков.

Шум многоголосой толпы сливался со звуками медных труб, настраиваемых музыкантами, помещавшимися на одной из трибун. Зрители переходили с места на место, разыскивали знакомых и устраивались поудобнее; одним нравилось сидеть наверху, другие стремились пониже, все находились в благодушном настроении, и редкие перепалки, вспыхивавшие при выборе мест, мгновенно погашались соседями. Рабочие сидели островками, группируясь по цехам, и кузнецы, еще издали завидев сотоварища, через весь стадион громкими криками звали его на свою сторону. Немногие физкультурники, не принимавшие участия в параде, и несколько подростков выполняли обязанности билетеров и разгоняли ребятишек, норовивших обязательно примоститься на ступеньках, перилах и перекладинах. Единственный милиционер стоял у входа и безучастно наблюдал за кипучей деятельностью юных администраторов.

Дорога обнажилась. Зрители стекались на стадион.

В поле виднелся самолет.

Зина потянула Чжоу за рукав.

— Погляди-ка, какой громадный! — указала она. — С такого хорошо прыгать. Гречихин давно бы согласился, да все терпение мое испытывал. Ужасный формалист, к каждой мелочи придирался. Нарочно тянул.

В последние дни перед праздником Зина ходила гулять только в сторону стадиона. Хотя Гречихин не соглашался включить Демину в команду парашютисток, ее не покидала смутная надежда смягчить его непоколебимое сердце.

Позавчера вечером, когда косые лучи розового заката перемежались с длинными белесоватыми тенями, она встретилась с подругами.

Стайка девушек шла поодаль от дороги по курчавой зеленой траве.

Зина перепрыгнула через придорожную канаву и побежала к ним навстречу.

— Здравствуйте, девушки! — воскликнула она, тормоша подруг.