Джон Мэддокс Робертс. В чертогах Крома
Конан - 23
Глава первая
ГОРОД СРЕДИ РАВНИН
Окошко было высокое и узкое, с остроконечной аркой наверху и замысловатой лепкой кругом. Сквозь него доносились удары большого барабана, висевшего на бронзовых столбах над Великими Вратами Хоршемиша. Низким, гулким ударам немедленно вторили другие барабаны, подвешенные над одиннадцатью менее значительными воротами города. Их бой означал, что тяжелые дубовые створки вскоре должны были сомкнуться на ночь. Всякий, кто, задержавшись снаружи, не успеет прошмыгнуть вовнутрь, вынужден будет заночевать вне стен, на травянистых лугах. За попытку проникнуть в город до наступления утра грозила смертная казнь.
Женщина, сидевшая у массивного стола, оторвала взгляд от листа тонкого пергамента, на котором она выводила змеящиеся стигийские иероглифы. Последние алые лучи закатного солнца вливались сквозь стрельчатое окно. Они играли на браслетах в форме змей, украшавших обнаженные руки женщины, и на золотой диадеме в виде кобры, что охватывала ее лоб повыше прямых черных бровей. Женщина сделала жест рукой, и высокий мужчина, неподвижно стоявший в углу комнаты, шевельнулся и подошел. Он был одет так, как одеваются жители пустынь восточного Шема.
- Время пришло, Мулэй, - сказала женщина. - Ступай разыщи того человека, о котором нам говорили, и приведи его сюда. Да не забудь, вели хозяину прислать еще светильников. Я хочу как следует разглядеть того человека, когда он придет.
Мулэй прижал руку к груди и поклонился:
- Как прикажешь, моя госпожа.
Широкая лестница вывела его во внутренний дворик, мозаичные плитки которого окружали мраморный бассейн посередине. Передав распоряжение насчет ламп, Мулэй прошел под островерхой аркой и оказался на узкой улочке.
В это время суток на улицах оставались одни только пешеходы. Животных, принадлежавших караванщикам и селянам, устраивали на ночь в загонах и стойлах вне городских стен. Мелкие купцы, весь день торговавшие на ковриках и под навесами, сворачивали свои пожитки.
Время от времени Мулэй обращался к местным жителям, спрашивая дорогу, и постепенно забрался в самую старую часть города. Улочки здесь были еще более узкими, здания - еще более ободранными и неприглядными, а населял их еще более шумный народ. Если в других местах все уже закрывалось до наступления утра, то здесь, наоборот, с наступлением темноты жизнь только начиналась. Размалеванные женщины в весьма откровенных нарядах зазывно окликали Мулэя. Он не обращал на них внимания. Его походка и осанка свидетельствовали, что это был не какой-нибудь досужий бабник, а гордый житель пустыни, отпрыск знатного старинного рода. Хватало на улочках и ворья, но смуглое, украшенное шрамами лицо и свирепый взгляд мгновенно отрезвляли любого, взлелеявшего крамольную мысль покуситься на его кошелек.
Гостиница, которую он разыскивал, оказалась сущим клоповником. Штукатурка, когда-то белая, пластами отваливалась от стен, обнажая неприглядные, грязно-бурые глиняные кирпичи. Мулэю пришлось низко пригнуться, чтобы проникнуть сквозь дверь в плохо освещенную, задымленную общую комнату. К нему, вытирая руки о грязный фартук, тотчас подошел пузатый коротышка.
- Добро пожаловать, господин мой! - сказал хозяин гостиницы, перекрывая жалобное пиликанье инструментов немногочисленных музыкантов, начисто лишенных слуха. - Что прикажешь подать? Еды, вина? Может быть, тебе комнату? У нас есть все, что только душеньке угодно...
Мулэй показал ему серебряную монетку и шепнул на ухо несколько слов. На лице хозяина отразилось несказанное изумление.
- Киммериец?
- Да, господин, он здесь, но что тебе до этого негодяя?. |