Тут дверь опять приоткрылась, и вошел Линьков. Ленечка еще раз кашлянул, невнятно пробормотал: «Я потом…» – и все так же боком выскользнул из лаборатории. Весь и разговор. Уж такой он, наш Ленечка.

Линьков поздоровался со мной, присел за мой стол и утих. Я возился у хронокамеры и краем глаза поглядывал на него. Видно было, что и работа моя его интересует, и пульт потрясает своим великолепием, и хронокамера тоже действует соответствующим образом. Я подумал: вот сейчас он не утерпит и спросит что‑нибудь насчет лампочек. Все девочки‑расчетчицы спрашивали про лампочки. И еще – зачем тут два осциллографа.

Мне самому не терпелось спросить его кое о чем. Но теперь уже нельзя было бросить работу, и я отчаянно старался наладить все поскорее, чтобы получить законную передышку на пятнадцать минут. Но в одиночку было трудно поддерживать даже обычный темп. Если б Линьков не сидел у меня за спиной и я не рвался бы побеседовать с ним, нипочем бы мне не справиться с этой работой в одиночку, да еще в таком состоянии…

Линьков вдруг встал, подошел к пульту и спросил, потрогав белоснежный пластик панели:

– Гэдээровский?

Я даже поперхнулся от удивления: следователь, разбирающийся в электронной аппаратуре, – это что‑то новое!

– Верно, гэдээровский.

Линьков постоял, наблюдая за мной. И задал очередной вопрос, тоже весьма новаторский по сути:

– Это что же, вам каждый раз приходится заново совмещать поля?

«Батюшки‑матушки!» – подумал я, чувствуя, что глаза и рот у меня самопроизвольно приобретают четкую округлую форму.

– Да… то есть если новая конфигурация, – несколько неестественным голосом проговорил я.

Линьков все стоял за моей спиной и наблюдал. «Наверное, надо ему что‑то объяснить, – подумал я, – раз уж он так старается вникнуть. Пойду‑ка я ему навстречу, чтобы и он, в свою очередь…»

– Понимаете, мы как раз начали новую серию… – Я вогнал еще одну секцию на место. – Вот сейчас я закончу совмещение и… Простите, минуточку… Т‑так! Ну, это предпоследняя секция… и можно будет начинать контрольную проверку… Еще минуточку…

– Понятно! – бодро ответил Линьков.

Неужели ему понятно? Какое, однако, разностороннее образование получают наши юристы! Хлоп! Я с торжеством водворил на место последнюю секцию и облегченно вздохнул. С контрольной проверкой я подожду, раньше надо затеять разговор с Линьковым.

Я теперь чувствовал себя спокойней и уверенней, да и контакт с Линьковым начал завязываться на иной основе.

– Сделаем небольшой перерыв, – официальным тоном сказал я. – И кстати, мне хотелось бы с вами кое о чем побеседовать… Вернее, у меня есть к вам некоторые вопросы…

– У вас ко мне? – вежливо удивился Линьков. – Пожалуйста, я вас слушаю.

Я начал с самого трудного для меня вопроса – о результатах вскрытия.

– Да что ж, никаких неожиданностей, – сказал Линьков. – Как и предполагалось вначале, была принята большая доза снотворного, в результате чего и наступила смерть.

– А когда? – спросил я. – То есть когда… ну… эта доза была принята?

– Уточнить трудновато, наши медики говорят, что это очень индивидуально.