– Почему вы просто не купили картину у Зундерманна?
– Потому что она не стоит той суммы, какую запрашивает этот идиот, вот почему. Как уже сказано, мой заказчик и я похожи – правила устанавливаем мы, а не другие. И не Зундерманну устанавливать цену.
– Кто же ваш заказчик? – ворчливо спросил Тойер. – Мистер Икс?
– Я совершенно уверен, что долго не проживу, если расскажу об этом, – усмехнулся Дункан. – Но я поделюсь с вами этой информацией за пару часов до вашей кончины. Он всегда с гарантией принимает меры предосторожности.
– Ну, вы этому правилу не следуете, – выпалил комиссар, ожидая вспышки гнева.
Однако реакция Дункана была спокойной:
– Гравитацию я тоже не отменю, хотя лично мне было бы приятней парить в воздухе. Я могу что‑то принять, если за этим стоит нечто великое. Но в замшелых условностях вашего мира нет никакого величия.
– Зачем этому божественному императору Тернер? – Тойеру вспомнились те краткие минуты, когда он наслаждался каталогом Тернера, и это ощущение никак не связывалось у него с якобы неограниченной властью. Наоборот, оно скорей настраивало на скромность.
– Он собирает его, – просто ответил Дункан. – Я допускаю, что картины ему нравятся и он хочет иметь их у себя. Когда их получит, захочет чего‑то другого. И тоже получит.
Тут эмиссар таинственного коллекционера внезапно схватился за телефон и позвонил студенту Зундерманну: он зайдет к нему после обеда, с ценой он теперь согласен, и все может пройти как запланировано.
– Он злится, – сказал Тойер. – Он злится на вас за то, что вы делаете. Вам это все равно, но тем не менее это так.
Дункан оживился.
– Если вам так хорошо ведомо зло, господин комиссар, – сказал он с насмешкой, – тогда объясните мне, пожалуйста, что такое добро, за которое вы скоро сложите свою репу. Только избавьте меня от пустых слов про играющих детей, цветочки у дороги или способность некоторых врачей так ловко вырезать карциному из сисек, что супруг и после операции горит желанием трахаться.
Тойер молчал и укутался в свое молчание, насколько мог, ему было холодно. Если я сейчас ничего не скажу, думал он, то останусь ничтожеством, даже если выживу. Потому он сделал попытку:
– Аккорды… свет… моменты, когда все получается…
Дункан оглушительно расхохотался.
– Для добра нужно создавать предпосылки, условия… – запинаясь, бормотал Тойер. – Добро может быть только…
Дункан развязно ржал.
– Предпосылки для этого невозможны без морали… – подавленный, комиссар замолчал.
– Господи, как же вы напрягались. – Дункан утер слезы, выступившие на глазах от смеха. – Я даже устал слушать… Знаете что? Сейчас мы сходим и поедим. На Клингентейх есть маленький итальянский ресторанчик, очень неплохой.
Тойер сидел за рулем.
– Что вы будете делать, если нас остановит полицейский патруль?
– Это почти исключено, – спокойно заявил Дункан, – весьма маловероятно. Было гораздо вероятней, что вы придете один. Вы мне еще понадобитесь.
– Но не себе, – тихо сказал Тойер.
– Приехали, – объявил Дункан. – Остановитесь.
– Здесь мы заработаем штрафную квитанцию, – с сарказмом пробурчал комиссар.
– Я оплачу, – усмехнулся Дункан. – Вы так и так мой гость. Но ключик дайте мне, пожалуйста, на хранение.
Гордый хозяин молча показал им на места у двери.
– Он знает меня, – доверительно шепнул Дункан. |