– Обердорф? – вытаращил глаза Зельтманн. – По‑моему, речь о Зундерманне.

Ильдирим пришла на помощь Тойеру – тот был ей благодарен от всего сердца – и поведала изумленному директору про перехваченное Хафнером письмо.

– Что за грязь, – смущенно буркнул Зельтманн. – И вам, юному существу, – он протянул руку в сторону Ильдирим, и турчанка отпрянула, незаметно и проворно, – приходится заглядывать в глубочайшие пропасти людского уродства. Какое впечатление создастся у вас о новой, избранной вами родины?…

– Она тут родилась! – проревел Штерн с багровым лицом. Неожиданно для всех и самого себя. С таким же успехом Хафнер мог бы публично бить в рядах Армии спасения бутылки со шнапсом, или Лейдиг с помощью лучших адвокатов признать мать недееспособной и запихнуть в румынский дом престарелых. – И это так! – продолжал кричать Штерн. – При чем тут выбор? Я больше не могу слушать, когда постоянно говорится не то, что… что…

– …что есть на самом деле, – помог ему Хафнер басом, исполненным достоинства.

– Нам требуется отдых… – жалобно проговорил Зельтманн и с трудом поднялся со стула. – Вам и мне, всем нам. Поэтому я передам дело о собаках другой группе. Вы это заслужили, господа, особенно вы, господин Тойер. Я исправлю свое решение, у меня нет с этим проблем. Вам тоже в будущем не помешает более четко отделять частное от профессионального… особенно в тех случаях, когда речь идет о помощи экспертов со стороны, без которых мы нередко… Рука руку моет…

Внезапно у Тойера возникла идея, отнюдь не прекрасная.

– Что вы имеете в виду, господин директор? Конкретно? – Он смотрел на Зельтмана с кротостью лани, а в его душе клокотала ярость изюбря.

– Ну, то, что между вами и господином доктором Хеккером возникли некоторые межличностные проблемы. Этот благородный человек не хотел вдаваться в детали… Я повторяю еще раз: мы партнеры гражданина и должники информанта, дорогой Тойер!

Могучий сыщик потянулся к своему ножу для разрезания бумаги.

– Простите, я не хотел вас диминутировать… диминутивировать, то есть унизить, ничего подобного! А‑ля хоп, как тут говорят. Господин Тойер, мой старый упрямец, так я вас буду иногда называть, тут уж ничего не поделаешь. Бедняга обижен тем, что его больше не привлекают к дальнейшему ходу расследования! Сегодня днем он явился ко мне с визитом.

– Как, Хеккер еще здесь? – вырвалось у Тойера. – Ему что, не надо быть на работе?

– Вероятно, он проведет в Гейдельберге еще пару дней…

Тойер был очень доволен, что Хорнунг сейчас в Лондоне, и злорадно представил себе, как этот гад натирает себе мозоль на пальце, набирая ее номер.

– Так вот, по‑моему, я уладил неприятный для вас конфликт, – сообщил Зельтманн, и в его голосе звучало высочайшее уважение к себе. – Я смог ему парой деталей из докладов, которые – не очень регулярно – поступают ко мне от банды Тойера, так я порой называю про себя вас, отчаянных парней… Итак, парой дополнительных деталей я сумел создать у доктора Хеккера впечатление, что он тоже пожинает то, что посеял…

– Доктор Хеккер, – заявил Тойер чуть громче, чем надо, – вообще ничего не сеял. Все, что он нам впаривал, написано практически слово в слово в альбоме Тёрнера, я сам читал. Единственное, чем мы ему косвенно обязаны, произошло практически без его ведома.