– Твоя жена умерла, и это не поправишь. Будь она жива, возможно, ты бы обманывал ее с другими бабами. Возможно, она бы растолстела, родила тебе параличного и прятала твое вино. Но сейчас она соткана из света, из света, а мы здесь в тени. Ты позволял мне делить с тобой тень. Но я этого не хочу, никогда не хотела и никогда не захочу!

– Ты хочешь, чтобы мы поженились? – спросил Тойер и понял, что сказал это, как сказала бы провинившаяся собака, хотя собаки не умеют говорить, да он и не хотел бы стать собакой. Перед ним возникла такса, и он судорожно вздохнул, пытаясь расширить свою стальную грудь.

– Нет, – кричала Хорнунг, – я абсолютно не хочу выходить за тебя замуж. Это было бы двоеженство! Ты женат. Ты просто не соглашаешься на развод после смерти, ты всегда останешься женат!

– Неправда, – пробормотал Тойер и почувствовал, как к горлу, словно тошнота, подступают слезы. – Все не так. Я даже обманывал ее, по пьянке. Иногда я даже не любил ее, часто боялся, что просто не умею любить. И пожалуй, так оно и есть. – Он всхлипнул.

– Нет, – кричала Хорнунг, – ты умеешь любить. Себя самого и трупы! Всевозможные трупы. Я ненавижу твоих гейдельбергских мертвецов, я ненавижу твою жену. Мне насрать, что такие вещи не полагается говорить вслух. Ты думаешь, что ты единственный, кто страдает от утраты?

– Нет, – прошептал Тойер. Он ощущал черноту, которая пожирала все другие чувства. – Только… я все‑таки был виноват. – Его трясло. – Почему ты, проклятая свинья, мне это сделала, – тихо сказал он.

Потом он встал и пошел в комнату, словно в другой мир. Его колени подогнулись. Он лежал без сил на полу и слышал свое хриплое дыхание.

– Йокль, насчет того, чтоб покататься: ты ведь все равно опоздаешь, верно? Я не люблю кататься на машине.

– Да, приезжай, мы же договорились. Я возьму велосипед, а ты привезешь земли – я потом пересажу герани… Сегодня у меня нет дел, я скоро буду.

– Я не хочу, у меня болит живот… Ты не мог бы потом привезти земли?

– На велосипеде? Ты же знаешь, что мне этого никогда не хватает, а ростки долго не живут…

– Я и с животом тоже никогда долго не…

– О‑о‑о‑ох, милый…

– Когда я подкатываю, они все еще думают, что приезжает почтальон…

– Ничего. Желтые машины мне правятся. И потом, ты такая красивая женщина в платье с цветочками.

– Кавалер. У меня живот как у бегемота. Наш, ребенок набирает вес.

– Пока, милая, будь осторожней, не попади в аварию… Мне пора, чао.

– Чао, Тойер…

Вошла Хорнунг и села возле него на пол. Положила руку ему на плечо.

– Но дело не только в этом, – проговорила она без злости в голосе. – Я должна тебе еще сказать…

– О чем? Что у него СПИД? – Тойер приподнялся. Он чувствовал себя как ребенок в ходунках.

– Дурак, – сказала Хорнунг и чуть не рассмеялась, – жопа.

Они сидели в креслах под скатом крыши. Стало прохладней, и старший гаупткомиссар завернулся в одеяло. Он отказался от предложенного красного вина, потому что ему еще предстояла обратная дорога.