Капитан Аксель Моргенсон, встретив Эббу, посмотрел на нее долгим напряженным взглядом. Питер Синклер приветствовал Свена Бейка сердечно, как старого друга, однако его представили, как незнакомого строгой Ульрике. Польсон был чрезвычайно внимателен к Кейт Синклер, а Уинифред Райт быстро и лукаво говорила с бароном фон Стерпом, хотя и не было смысла тратить на него столько кокетства. Старые тетушки Акселя восседали на пышных бархатных подушках на диване Виллы, улыбались, приятно кивали, будто они слышали каждое слово, произнесенное в комнате, а Нигель и Джойс Томпсоны непринужденно переходили от одной группки гостей к другой.

— Прекрасный вечер, Грейс, — сказал Нигель. — У вас такой же талант принимать гостей, как и у Виллы.

— А вы бывали у нее на вечеринках?

— Конечно. И большинство из присутствующих тоже. Вы действительно собрали всех ее друзей.

— Я подумала, что ей это было бы приятно. И, наверное, пришло время выпить за здоровье ее и Густава.

— Ох, уж этот таинственный Густав!

— Так никто и не знает, кто он такой?! Невероятно! Вы же все знали Виллу.

Джойс Томпсон, жена Нигеля, возразила:

— Не так уж хорошо, Грейс. Она все время устраивала представления. Люди такого типа обычно скрытны.

— Но она была чертовски веселой, — сказал Нигель.

Грейс задумчиво сняла очки. Значит, она любила представления. Вот, вероятно, в чем ключ.

Она перехватила взгляд Польсона из другого конца комнаты. Он стал задувать свечи, оставив всего несколько штук, потом пошел по кругу наполнять бокалы.

— Мы собираемся выпить за Виллу и Густава.

— Но так темно! — воскликнула мисс Анна Моргенсон.

— Темно? — Грейс услышала из спальни, как Польсон переспросил. — Это исключительно для создания атмосферы, такой, как любила Вилла. А она любила — чувственную, таинственную.

— Вы будто произносите прощальное слово, старина! — улыбнулся Нигель Томпсон.

Грейс в спальне торопилась облачиться в шелковый костюм, ее руки дрожали, она услышала, как Питер Синклер сказал:

— Да, Вилла уж слишком любила таинственность. Теперь мы тщательнее проверяем наших машинисток. Так ведь, Уинифред?

Парик никак не надевался. Еще, пожалуй, свалится, как голова под гильотиной или как подсолнух, прихваченный морозом. Но какое-то время он, надо думать, все же продержится. Темные очки-бабочки, высокие каблуки. И еще немного духов «Баленсьячас».

Нет, все это очень смешно. Неужели Вилла не понимала, как старомодна?

Грейс распахнула дверь, ступила в полумрак гостиной и весело воскликнула:

— By а ля!

Кто-то вскрикнул. Ей показалось, что одна из старушек — мисс Анна или мисс Катерина. Но уж никак не Эбба, контролирующая свои эмоции. Ее лицо в мрачном свете просто было очень бледным. Потом Уинифред Райт истерически захохотала.

— Вилла! Ну и дура же ты! Ты нас всех до смерти перепугала!

— А муж? — хрипло проговорил капитан Моргенсон. — Он тоже здесь?

Больше Грейс не могла выдержать. Ее трясло, она чувствовала себя ужасно, будто скелет, вынутый из шкафа через много-много лет. Дрожащей рукой она поманила Польсона, он подошел к ней и торжественно снял парик с ее головы.

— Шутка! — объявил он весело. — Вы прекрасно изобразили сестру, Грейс. Аплодисменты, пожалуйста!

Кто-то нерешительно захлопал и остановился.

— Снимите эти ужасные очки, — проговорил ей в ухо Питер Синклер. И тут кто-то медленно опустился на пол.

Когда все расступились, зажгли свечи, стало ясно, что это Кейт Синклер.