|
А вице-мэр все никак не мог заставить себя пойти одеться. *** - Тони утверждает, что сегодня день свечи, - сказал вице-мэр часом позже, в то время как Лили накрывала стол ковриком для игры в белот <Французская карточная игра.>. - А я помню, что в это воскресенье освящают ветки самшита. Человек по кличке Итальянец, хоть он и был таким же французом, как остальные, нахмурил брови: - А разве у нас сегодня не Вербное воскресенье? Эй, Полит! Тащи-ка сюда календарь... Календаря не нашлось. Вице-мэр тасовал карты. Он наконец-то оделся, лицо его было свежевыбрито и чуть присыпано тальком. Полит тоже привел себя в порядок и, хоть на туристов рассчитывать не приходилось, все же надел белый костюм и поварской колпак. - Ты что же не играешь, Полит? - Пусть меня пока немой подменит... Да я сейчас вернусь. Он мешал в печке кочергой. Немой уселся за карточный стол и улыбался, делая понятные всем знаки. - С чего бы стали втыкать гвозди в свечи? - спросил вице-мэр, которому эта история не давала покоя. - Уж не знаю, а только знаю, что втыкают! А Владимир знал. Он сидел на расстоянии двух столиков от них, поставив локти на стол, глядя на стоявшее перед ним блюдо с оливками и полупустой стакан. Он-то помнил пасхальную свечу в московской церкви, в нее втыкали черные гвозди, образуя из них крест, и воздух был насыщен ладаном и пением хора. Время от времени он вздрагивал и бросал украдкой взгляд на опустевшую палубу яхты. Девушка ушла вниз вместе с Блини. Она, должно быть, смотрит сейчас, как Блини, по своему обыкновению, стряпает и возбужденно несет какую-то чушь. А вдруг он вздумает открыть шкатулку? Вдруг Элен видела, что сделал Владимир? И заметила, что он вспыхнул, как человек, пойманный с поличным? Но ведь она так его презирала! Скорее всего, девушка ни на что не обратила внимания! По всей вероятности, просто удивилась, что Владимир оказался тут, в то время как она и не слышала, как он поднялся на борт яхты. - Вот этот и вон тот... Для человека, не знающего, в чем дело, эти слова не имели никакого смысла. Их твердил Блини, все еще, после нескольких лет, не усвоивший толком французского языка. Он охотно брался за любую работу, требующую терпения и внимания, ему нравилось крыть лаком ялики или стряпать лакомые блюда, в особенности русские или кавказские. Его, кстати, и прозвали-то Блини, оттого что блины удавались ему на славу. - Вот этот, - объяснял он, - и вон тот... Он улыбался. Красногубый рот открывался во всю ширь, зубы сверкали. Черные волосы его слегка вились, глаза были красивые, темно-карие. Но самым удивительным было то, что, уже перевалив за тридцать лет, он все еще сохранил так много детского. Точнее говоря, он напоминал подростка-мулата. Но мулаты очень рано расстаются со своей грацией молодого зверька, с невинной веселостью, с детской нежностью. Блини в свои тридцать пять лет был красивым и ласковым, как тринадцатилетний египтянин. - Вот этот и вон тот... Владимир поднял голову. - Повторим, Лили! - заказал он, оттолкнув от себя пустой стакан. Немой засмеялся, глядя на него, и повертел пальцем у виска, показывая, что Владимир опять напьется до беспамятства. Остальные играли в белот, кричали, шутили, с размаху швыряли карты на стол. |
