|
Стив почти месяц мечтал поспать дома, в теплой постели, а не в общей интернатской спальне, где воняет грязными носками, где никто не стесняется пукать при всех и где невозможно нормально выспаться, потому что мальчишки шепчутся всю ночь напролет, поверяя друг другу свои секреты.
На ужин была картофельная запеканка с мясным фаршем и луком. Отец растопил камин. Стив очень любил маму с папой, но его обижало, что они никогда его не замечают. Даже если они обращались к нему, впечатление было такое, что они говорят не с ним, а как бы сквозь него. Он так и не добрался до своей теплой уютной постельки – он уснул прямо в столовой, свернувшись калачиком в большом кожаном кресле, завороженный пляской огня за каминной решеткой Когда он проснулся, в доме было очень тихо. А потом он услышал, как папа с мамой ругаются у себя наверху. – Нам давно уже следовало отослать его к бабке, твоего маленького ублюдка. Пусть твоя матушка с ним и возится. Я хоть и старший привратник при университетской часовне, но получаю сущие гроши. И тратить все это на сопляка, который даже не мой ребенок… – Тише, Джим, ты его разбудишь. И потом, ты на него вообще ни гроша не тратишь. Его школа содержит полностью. – Отошли его к бабке. – Ну уж присмотреть за ребенком с тебя не убудет. Большего от тебя и не требуется. Он у нас тихий, послушный мальчик. Он хоть раз сделал что‑то такое, что тебя рассердило? Он получает стипендию в школе, и у него очень красивый голос. Ему надо учиться. – Голос, говоришь, красивый? Такой же красивый, как и у Билла Торнтона?! Он тебя в свое время этим голосом и соблазнил, что ты сразу юбку‑то и задрала?! – Уже одиннадцать лет прошло, а ты мне все поминаешь. Кстати, если бы не я, еще неизвестно, что бы с тобой сейчас было. Ты просто трус. И эта твоя хромота… ты же специально себя искалечил, чтобы с немцами не воевать, когда все честные англичане… – Замолчи, дура… – А ну слезь с меня, а то я так заору, что соседи полицию вызовут… Боженька милый, пожалуйста, – думает Стив, стиснув ладошки в жесте мольбы, – пусть они перестанут, пусть они перестанут. Он смотрит на пламя. Блики огня пляшут в его глазах. Пусть они перестанут, пусть они перестанут, я никакой не ублюдок, не надо, пусть они перестанут… Он встает и подходит к камину. Он пинает огонь ногой. Уголек падает на ковер. Дымок поднимается медленным завитком, а потом… Обида сменяется злостью и яростью. Стивен берет кочергу и колотит по горящим углям… искры летят по комнате, уже загорелась тахта, а они все ругаются у себя наверху… Пусть они перестанут… Диван и ковер полыхают огнем. Он завороженно смотрит на пламя. Оно такое красивое. Он хочет быть как огонь – поглотить целый мир, излить свою ярость в безумной пляске, с ревом и грохотом прокатиться по миру теней. Он смотрит на пламя, пока у него не начинают слезиться глаза, а потом… – Что происходит? – Испуганный голос сверху. Огонь уже поднимается вверх по лестнице. Они умрут, думает он. Они умрут… Он задыхается в дыму. Надсадный кашель проходит судорогой по телу. Нельзя, чтобы меня тут поймали. Надо бежать. Он бросается к двери, отпирает засов и выбегает на улицу. У него за спиной ревет пламя и трещат деревянные перекрытия. Он рывком оборачивается и видит, как его папа с мамой – черные силуэты на фоне оранжевых отсветов – пытаются открыть окно. А потом он кричит, и кричит, и бежит дальше… С размаху врезается в жесткие руки какого‑то человека. Лицом – прямо в щекочущий твид, от которого пахнет кожей. – Я не хотел, я не хотел, отпустите меня, пожалуйста… – Так это твоих рук дело, маленький джентльмен? Стивен не видит, кто его держит. |
