-  Однако, хозяюшка, я лгу ради шутки, а эта женщина все говорит с особым умыслом, с подковыркой. Злокачественная ложь. Если перестать отличать неподдельное чувство юмора от обезьяньей мудрости интриги, то сам бог комедии будет вынужден пожалеть об отсутствии проницательного мужа.

    Хозяин потупил взор и произнес:

    -  Ну, не знаю.

    -  А, все равно, - смеясь, ответила хозяйка.

    Мне еще ни разу не доводилось видеть усадьбу Канэда. Я услыхал о ней впервые только сейчас. У нас в доме никогда не говорили о дельцах, а поэтому и я, живущий на хлебах хозяина, не только не имею с ними ничего общего, но они всегда были мне глубоко безразличны. Тем не менее, прислушиваясь краем уха к беседе, которая только что состоялась во время неожиданного визита Ханако, я попытался представить себе красоту ее дочери, а потом стал размышлять об их богатстве, знатности и могуществе и, несмотря на то что я просто кот, не мог уже спокойно валяться на галерее. В то же время я испытывал чувство сострадания к Кангэцу-куну. Какая польза от того, что он окончил университет и стал физиком? Вот Ханако подкупила профессоршу, жену рикши и даже Тэнсёин с многострунным кото, разузнала о нем все, вплоть до того, что у него нет двух передних зубов. А он в такой момент лишь посмеивается да крутит свой шнурок. Далеко не всякий осмелится приблизиться к женщине, у которой на лице покоится такой великолепный нос. Хозяин, конечно, предпочтет остаться в стороне, тем более что у него слишком мало денег. Мэйтэй не стеснен в средствах, но он такой Гудзэн Додзи, что вряд ли захочет помочь Кангэцу. Таким образом, единственный, кто вызывает сожаление, - это сэнсэй, выступающий с докладами о механике повешения. Поэтому было бы очень несправедливо, если бы даже я не попытался проникнуть в стан врага и выведать, что там происходит. Я просто кот, но кот, живущий в доме ученого, который иногда даже читает Эпиктета и стучит им по столу; я немного отличаюсь от обычных бестолковых и глупых кошек. Рыцарский дух, который позволяет мне отважиться на подобную авантюру, скрыт в кончике моего хвоста. Мое желание отправиться на разведку объясняется не чувством долга перед Кангэцу-куном и тем более не тем нервным состоянием, когда, не раздумывая, бросаешься спасать другого. Если выражаться высокопарно, мой поступок заслуживает похвалы и свидетельствует о благородстве моей натуры. Если Ханако и ее сторонники, не испросив на то согласия Кангэцу, повсюду раззвонили о происшествии на Адзумабаси, если они подослали своих сыщиков и теперь с торжествующим видом рассказывают каждому встречному и поперечному, что удалось через них выведать, если они прибегают к помощи рикш, конюхов, бродяг, хулиганов-сёсэев, старух поденщиц, акушерок, ведьм, массажистов, дураков и всячески отвлекают людей, ценных для государства, от важных занятий… у кота тоже найдется решимость.

    Погода была хорошая, но моя задача несколько осложнялась тем, что на улице начал таять иней, и все-таки во имя выполнения своего долга я готов пожертвовать жизнью. Может быть, служанке будет неприятно, что я выпачкаю ноги и притащу грязь на галерею, меня это мало трогает. «И пойду не завтра утром, а сейчас», - решил я и, полный отваги и смелости, ринулся вперед, но, добежав до кухни, подумал: «Подожди!» Как кот, я достиг высшей степени развития; мне даже кажется, что по своему развитию я ни за что не уступлю ученику третьего класса гимназии. Вот только устройство моего горла, какая жалость! осталось точно таким же, как у всех остальных кошек, и я не могу разговаривать по-человечьи. Допустим, мне удастся пробраться в усадьбу Канэда и выяснить, что происходит в лагере противника - ведь я все равно не смогу рассказать об этом Кангэцу-куну. И хозяин и Мэйтэй-сэнсэй ничего не узнают. Если я не могу сообщить о добытых с большим трудом сведениях, то они будут походить на бриллиант, зарытый в землю и лишенный возможности сверкать в лучах солнца.