– Что это там за запах? – спросил генерал Форестер. – Этого не может быть!

– Я предполагал, – уверенно сказал доктор Т'мварба, – что половина защитных слоев этой камеры будет прорвана. Еще несколько минут – и у нас вообще бы не было шансов.

Послышался шум, и перепачканный сажей астронавт остановился, пошатываясь, у двери.

– Генерал Форестер, с вами все в порядке? Внешняя стена взорвана, каким‑то образом вскрыты радиозамки на двойных дверях! И керамические стены пробиты почти до середины! Похоже на лазер...

Генерал заметно побледнел.

– Кто пытался пробиться сюда?

Батчер стал на ноги, держась за плечо Ридры.

– Несколько наиболее остроумных моделей моего отца, включая ТВ‑55. Здесь, в штаб‑квартире Администрации, их должно быть не менее шести, и довольно высокоэффективных. Но теперь о них можно не беспокоиться.

– Я успокоюсь только тогда, – размеренно сказал генерал Форрестер, – когда мне все объяснят.

* * *

– Нет, мой отец не был предателем, генерал. Он просто хотел сделать меня наиболее эффективным секретным агентом Союза. Но оружие – это не инструмент, а скорее знание, как его использовать. И у захватчиков есть это знание. Это Вавилон‑17.

– Хорошо. Вы можете быть Найлзом Вер Дорко. Но это еще больше запутывает дело.

– Я не хочу, чтобы он много говорил, – сказал доктор Т'мварба. – Потрясения, испытанные нервной системой...

– Я в порядке, доктор. У меня сильный организм. Мои рефлексы намного превосходят нормальные, и теперь я контролирую свою нервную систему до мизинца на ноге. Мой отец все делал основательно.

Генерал Форестер положил ноги на стол.

– Лучше пусть говорит. Ибо, если через пять минут я все не пойму, то всех вас кое‑куда отправлю.

– Мой отец только начал работу над усовершенствованным шпионом, когда ему пришла в голову эта мысль. Он придал мне наиболее совершенную человеческую форму, какую только мог создать. Затем послал меня на территорию захватчиков, надеясь, что там я сам внесу максимум смятения. И я причинил им немало вреда, прежде чем они схватили меня... Отец продолжал совершенствовать своих шпионов, и вскоре они намного превосходили меня. Я, например, не продержусь против ТВ‑55 более пяти минут. Но из‑за... я думаю, это семейная гордость... Он хотел сохранить контроль над всей операцией в своей семье. Каждый шпион Армседжа может получать команды заранее установленным кодом. В мой спинной мозг вживлен гиперстасисный трансмиттер, больше частью электропластиплазмовый. И я сохранял контроль над всеми шпионами, независимо от их сложности. В течение нескольких лет тысячи шпионов внедрялись на территорию захватчиков. До того, как я попал в плен мы составляли внушительную силу.

– Но почему вас не убили? – спросил генерал. – Или они решили обратить всю эту армию шпионов против нас?

– Они открыли, что я – оружие Союза. Но в определенных условиях гиперстасисный трансмиттер уничтожается в моем теле. Потом, правда требуется не менее трех недель, чтобы вырастить новый. И они так и не узнали, что я контролирую остальных. Но они испробовали на мне свое секретное оружие – Вавилон‑17. Они вызвали у меня амнезию, оставили безо всяких коммуникативных способностей, кроме Вавилона‑17, потом позволили мне бежать из Нуэва‑нуэва Йорка обратно на территорию Союза. Я не получил никаких инструкций относительно диверсий. Власть, которой я обладал, связь с остальными шпионами, пробуждалась очень медленно и довольно болезненно.

И вся моя жизнь стала преступлением, маскирующим диверсии. Как и почему этого я не знаю.

– Думаю, я могу объяснить это, генерал, – сказала Ридра.